Почему же бьют Алёшу? Наверное, слишком жалкий, затравленный взгляд. Алёша излучает страх и, сам того не ведая, провоцирует жестокость. Наверное… Я не знаю. Я только пытаюсь понять: почему?
Рослый Дима. Ему тринадцать лет, каратист, всех держит в страхе. Тренируется: как бы шутя поколачивает то одного, то другого, – так, играючи… Взгляд – невинной овечки. Умный мальчик, с ним интересно поговорить. Но взывать к милосердию бесполезно, так как он убеждён, что никого не бьёт: он ведь играет. А то, что от его игр другие ребята в синяках – ну что ж, ну игра такая.
Миша, симпатяга, добряк. Сильный, никого не боится и никого не обижает. Старше всех, ему скоро четырнадцать. Мог бы, наверное, сыграть в кино подрастающего Ивана-царевича.
Интеллигентный Саша, красивый и нервный мальчик. Очень шокирован тем, куда попал. Выходя в коридор, всегда закрывает рот и нос воротом свитера… Да и в палате тоже. Очень боится заразиться ещё чем-нибудь. Чистенький, аккуратненький. Но Алёша плачет и от него…
Продолжаю сагу о больнице.
…В тот воскресный вечер середины октября мы стояли с ребятами у тёмного окна и все – драчуны и тихони – были сплочены одним переживанием: тревогой за Аню, которую только что унесли в реанимацию.
– Ребята, кто-нибудь из вас умеет молиться? – спросила я.
Они отозвались все сразу: “Умею…”, “Я Богородице Дево знаю…”, “А я молитву ангелу-хранителю”, “И я знаю”, – раздались голоса. И я увидела, какие они все славные, эти ребята.
– Тогда давайте все вместе помолимся за Анечку, – предложила я. – Пусть каждый мысленно пожелает Ане, чтобы она выздоровела. Чтобы ей благополучно пережить эту ночь. Давайте попросим Бога, чтобы Он спас её.
Дети были очень взволнованы. Мы все сосредоточенно помолчали – и каждый послал свою просьбу в Небо…
Потом опять все одновременно заговорили.
“Она умирает, да?” “Представляю, каково будет её маме…” “Она так плакала, когда с мамой прощалась!” “У неё судороги начались…”
– Да, ей сейчас очень тяжело… Эта ночь… Дай Бог пережить ей эту ночь. И чтобы её мама завтра здесь не кричала… Надо молиться. Всем ВМЕСТЕ. Господь услышит ваши молитвы. Он всегда отзывается на молитвы детей…
Мимо процокала дежурный доктор.
– Как там наша девочка? – робко спросила я.
– Ну, как! – сердито сказала она. – Плохо! Отёк горла…
Она уцокала. А ребята горячо заговорили – каждый о своём:
“У меня тоже был отёк. Дома начался. Мама думала, что у меня ангина: поила-поила меня чаем с малиной, кутала-кутала, а я начал задыхаться…” “А я чеснока наелся – и всё кончилось! Все палочки чесноком убил! Завтра выписывают. А у вашей девочки ещё палочки? Пусть тоже чеснок ест, да побольше!” – “Она маленькая, она ещё не может много чеснока есть, плачет, горько…” – “Жалко… А то бы сразу выздоровела и сразу домой”. “А у меня и мама и папа заболели. Всех неотложка увезла…” “А к вам священник приходил, я видел. Он вам святую воду давал пить, да? То есть – святое вино. Ну, и как? палочки прошли? нет? А у одной девочки, она в пятом боксе лежала, сразу прошли, как ей иконку принесли”. “Попрошу маму и мне иконку принести. С иконкой можно скорее выздороветь…”
– А что Ксюша сейчас делает? – спросила Клавочка.
– Играет.
– А можно посмотреть?
И мы всей гурьбой двинулись к нашему боксу. Даже и не гурьбой – а как будто семьёй.
Ксюша была удивлена и обрадована нашим появлением. Ребята набились в тамбур, стояли в дверях палаты. Глазели на нашу комнату, восхищались: “Как у вас красиво! Какие рисунки красивые! Это кто рисовал? Ксюша, да? А это вы, да? Вы что, обе художницы, да? А что вы вышивали на пяльцах, я видел, когда проходил…”
Мы показали ребятам нашего Пингвина, и Тигрёнка, и мои вышивки. Они бы ещё долго стояли так и ахали, если бы медсестра Таня, вернувшись из реанимации, не разогнала всех по палатам.
А Клавочке больше всего понравилась сама Ксюша. “Какая она у вас красивенькая!… Какая хорошенькая!… Прямо как Русалочка.”
Ребята нехотя, под окриками Тани, расходились по своим боксам.
Но вскоре явилась делегация из трёх человек во главе с Димой-каратистом. “Это вам, угощайтесь”, – он вручил мне пол-шоколадки.
– Ну, что вы, ребята! Ешьте сами, пожалуйста.
– Нет. Это же ВАМ! А у нас много.
Дима и Саша ушли, а в дверях остался стоять молчаливый оранжевый одуванчик Антоша… Я протянула ему шоколадку. Он тут же отправил её в рот – и благодарно улыбнулся.