– Погоди, – сказала я. – Дай сюда свой кармашек.
И насыпала ему туда семечек и орешков. Семечки жареные и уже очищенные – лакомство из лакомств. Антоша, счастливый, удалился. Но буквально через минуту, или даже раньше, в дверях возник татарчонок Серёжка.
– А у вас ещё есть семечки и орешки?
Насыпали и ему в карман.
А потом отправились в бокс к Диме. Там собралась компания мальчишек. На столе – бутыль с газировкой и шоколадные дольки. “У нас пир!” Семечки и орешки были встречены “на ура”.
…Перед отбоем я ещё раз прошлась по палатам и попросила детей перед сном помолиться об Анечке.
На следующий день. Никто ничего не знает про Аню. Но криков её мамы не было слышно. Значит, ничего ужасного не произошло. Слава Богу! Он услышал наши молитвы…
Опять говорили с Ксюшей об Ане и о том, почему не разрешили остаться её маме.
– А почему ей не разрешили? – спрашивает Ксюша.
– У неё прививки нет.
– Но ведь и у тебя не было! Почему же тебе разрешили, а ей нет?
– Может, она недостаточно молилась?… – осторожно говорю я. – Может, она не знала, что нужно попросить Бога о помощи. И Он услышит.
– А ты молилась?
– Молилась.
И Ксюша крепко-крепко обняла меня.
“Вы понимаете, что вашего ребёнка спас Бог?” – спросил меня один из докторов.
“Конечно, понимаю”.
13 октября, ночью, Ксюше не спится.
– О чём ты думаешь, миленькая?
– О тебе.
– А что ты обо мне думаешь?
– Я тебя люблю.
Вот уже неделю длится чумной карантин. Но всё-таки и папе, и Антоше (и даже Анюте!) пока как-то удавалось проникать к нам: всякими хитростями, или обходными путями. Но сегодня был самый трудный для посещений день: пришлось Антоше лезть через забор. Хорошо, что бабушка не вздумала сегодня прийти, как собиралась: ей бы забора не одолеть, и ей бы омоновцев не уговорить, как это удалось вчера Анюте.
Сегодня до обеда гуляли с Ксюнечкой, собирали листья. С нами гулял Пингвин. Он у нас пока безлапый. “Спрятал свои бумажные лапы, чтобы не размокли”, – смеётся Ксюша.
Потом читали детскую Библию, которую нам Анюта подарила, с замечательными картинками.
Ещё вырезали и раскрашивали. Сегодня – наш 24-й день в больнице. Я, как Робинзон, отмечаю дни на стене. А то, было, совсем запуталась, потерялась во времени…
Пришли ещё два Ксюшиных анализа – оба с палочками. Когда же они уйдут из Ксюши? И эта чудовищная аллергия!… Продолжают колоть гормоны, но помогает медленно. А если отменяют – то всё тут же ухудшается: опять тельце покрывается тёмно-красными пятнами, как ожогами… Врачи говорят, что такого сильного проявления сывороточной болезни ещё не наблюдали. Ксюшин организм никак не может переработать то огромное количество противодифтерийной сыворотки, которое в него закачали. Уже двадцатый день Ксюша страдает от аллергии. Врачи говорят: это опасно. Ведь то, что на коже – то и внутри: на сосудах, на слизистых…
14 октября 1994 года. Праздник Покрова Божьей Матери.
Ксюше сегодня 4 года 10 месяцев. Сегодня – три года, как она первый раз причастилась. Я хорошо помню тот день: дивной золотой осени… Было тепло, даже жарко. Мы, совершенно счастливые, что Это Событие наконец-то совершилось, возвращались втроём из нашего Знаменского храма в Аксиньино – через наш сквер, по нашей Берёзовой аллее, и шуршали тёплой, сухой, сверкающей на солнце листвой…
Сегодня тоже прекрасный день. Жаль только, что мы не смогли сегодня причаститься, но не будем сетовать, а будем радоваться, что это произошло две недели назад. Вот здесь, в нашем боксе.
Сегодня утром было чудесное солнышко, которое попадает к нам в палату только утром, да и то не всегда. Но сегодня – было! Ксюнечка долго, сладко, неторопливо просыпалась, как просыпается выздоравливающий после тяжёлой болезни ребёнок… Я вполголоса читала Акафист Божьей Матери. Этот Акафист – удивительный акт любви, исполненный веры, нежности и высокой поэзии. (Интересно, как это всё сложилось, оформилось? кто автор, или много авторов? К стыду своему, ничего не знаю). Я читала на церковно-славянском; конечно, Ксюша не всё понимает (я и сама не всё понимаю на словесном уровне), но здесь главное не умом понимать, а чувствовать сердцем, душой; слышать музыку тысячелетних молитв, впитывать её – чтобы она, постепенно, начинала как бы сама звучать в душе…