Мы с Витькой жили рядом — в одинаковых железобетонных домах-башнях. Квартал наш был только отстроен. Кто-нибудь задавался мыслью: почему в районах новостроек всегда очень активна всякая шпана? На нашем квартале верховодил Азиз вместе с закадычным дружком Рашидом. Конечно, мы с Витькой ничего интересного для них не представляли — слишком мелкая рыбешка. Но у Азиза был младший брат Фуркат, которого Витька однажды неслабо вздул. Ясное дело, Фуркат, очухавшись, тут же пошел заявлять на моего товарища братану-бандиту. Бахтик — Витькин сосед — предупредил, что Азиз дал добро и Фуркат, расшатывая грязными пальцами, пострадавший в драке зуб и, распаляя себя картинами мести, рыскал с бандой дружков по всему кварталу. При этом Фурик страшно матерился, чем привел воспитанного домашнего Бахтика просто в ужас.
Благоразумнее, конечно, было просто отсидеться дома. Но этот тип — Витька — искал приключений. И мне из солидарности пришлось сопровождать его в вечернем променаде по кварталу в надежде схлопотать по физиономии. Разумеется, не прошло и пятнадцати минут, как мы нарвались на обиженного.
Я успел сдернуть с носа очки и бросить их в ближайшие кусты. Впрочем, все было напрасно. Потому что через мгновение я сам полетел в том же направлении и, несмотря на звон в голове от оглушительной плюхи, услышал, как печально всхлипнули подо мной стекла. Мне кажется, в такие моменты я становлюсь похож на ветряную мельницу и Дон-Кихота одновременно. Потому что без очков ни черта не вижу, но желание двинуть обидчика в челюсть исключительно большое. Чаще всего, оно так и остается нереализованным.
Пока я барахтаюсь в кустах, домалывая стекла очков почти что в пыль, на Насимова насела почти вся кодла и, судя по их целеустремленным действиям, Витьке завтра будет трудно смотреть на мир.
Когда мне вдрызг разбивают очки, я впадаю в неистовство. Может, оттого, что терять уже больше нечего. Поэтому, выпутавшись из кустарника, я сходу вгребся в дерущийся клубок и почти тут же выпал с другой стороны с отчетливым ощущением, что правый глаз мне вышибли напрочь.
Нас еще некоторое время утюжили ногами. Благо, навык был у всех — кто из подростков тогда не стремился выработать могучий удар с обеих ног, как у Пеле?!
Когда я пришел домой, все уже легли спать, кроме отца. Он мне и открыл. Некоторое время с брезгливым интересом рассматривал меня, потом вздохнул:
— С крещением тебя, — и скомандовал, — пошел умываться!
Витьке пришлось хуже. Отец — сам бывший военный — его обругал за неумение постоять за себя. И даже обозвал при домашних неповоротливой коровой. После чего самолюбивый Насимов нормально осатанел.
Через несколько дней после драки мы с ним сидели в закутке на плоской широкой крыше его дома. Синяки и кровоподтеки были еще явственны. Настроение тоже было вполне мрачным.
Витька методично швырял мелкие камушки, которых на крыше было почему-то в изобилии, в зеленую вытяжную трубу с конусовидным грибком из жести. И время от времени поглядывал на соседнюю девятиэтажку, протянувшуюся чуть ли не на полквартала. Высматривал на балконе седьмого этажа девчонку с волосами, собранными на затылке в симпатичный хвостик. Она училась в параллельном классе и звалась Нелькой.
Я осторожно сковыривал корочку на ободранных локтях и рассудительным голосом увещевал:
— Да, фиг с ним! Забудь. Подумаешь, по морде получил. С кем не бывает.
Увещевания не действовали. Насимов только злобно поводил головой, мрачно скользя подбитыми очами по окружающим домам. Потом он встал и, подойдя к краю крыши, присел, положив руки на невысокий бордюр, окаймлявший крышу. А еще через секунду спина у него хищно выгнулась, как у кота перед схваткой.
— Вот он!
Фурик шел мимо дома. И не просто шел, Он шел с Нелькой и, рассказывая ей что-то, неестественно громко хохотал. Мне представилось, как он это делает. Ведь расшатанный зуб Витька ему все же выбил. Впрочем, было не до воспоминаний. Лифт не работал, и Витька ссыпался по лестнице, прыгая через несколько ступенек. Фурката мы прижали в подъезде Нелькиного дома у лязгающей двери лифта, увозившего Нельку. Насимов сходу влепил ему крепкую затрещину. Тот зажался и даже ногу поднял, прикрывая коленом живот. О том, чтобы дать сдачи, не было и речи. Насимов мутузил его как хотел. А я стоял в стороне, хотя руки сильно чесались.