Медицина выдвинулась к карантинной зоне почти одновременно с военными. С самой болезнью ясности нет. Непонятен пока ни характер, ни особенности заболевания. Нет достоверной информации о течении болезни. Поэтому трудно выработать рекомендации для военных. Для эффективной борьбы, или хотя бы профилактических мероприятий, возможно, следует направить спецгруппу эпидемиологов непосредственно в сам очаг эпидемии. Что необычно, за пределами карантинной зоны ни одного случая заболевания со сходными симптомами не было выявлено. Излагая все это, главный санитар страны старался не смотреть на Вершителя. Ему не часто приходилось общаться с ним, поэтому он еще не знал норм поведения в этом кабинете, равно, как и в какой тональности следует произносить свой доклад. Впрочем, ночная директива на его имя все же кое о чем говорила. Он догадывался, что Вершитель имеет свой — особый — взгляд на проблему, а также, что информация об эпидемии должна остаться строго засекреченной. Но на всякий случай он осторожно спросил в пространство: не следует ли предупредить сопредельные страны, особенно ту, чья граница проходит всего километрах в восьмидесяти от карантинной зоны.
Вершитель не ответил. Он сам задал вопрос: "Что же делать?". Вершитель хорошо понимал, что существует целый комплекс обязательных мероприятий при возникновении опасной эпидемии, равно, как и то, что существует определенная этика и следует предупредить соседей. Но все участники совещания понимали, что Вершитель ждет их реакции, тем более он подчеркнул это своим вопросом, а также своим поведением. Первым рискнул министр обороны:
— Если судить по имеющейся информации, болезнь скоротечна и стопроцентно смертельна. В этих условиях следует исключить саму возможность распространения эпидемии за пределы карантинной зоны, а, следовательно, солдаты в оцеплении должны избегать контактов с местным населением.
В кабинете повисла тишина. Все понимали, что означают слова министра обороны. Имелось в виду, что должен быть установлен самый жесткий вариант карантина, любой человек, находящийся внутри зоны при приближении к границам периметра подлежал немедленному физическому уничтожению.
— Что скажет медицина? — спокойно спросил Вершитель. Главный санитар согласно кивнул головой. Он понял, что этот вариант почему-то больше всего устраивает Вершителя. "Все равно нет ни специалистов, ни необходимого оборудования. И если даже удастся диагностировать болезнь, хотя уже это более чем проблематично, все равно лечить инфицированных будет нечем."
— Имеющаяся информация позволяет предположить, что это очень опасная инфекция. Медицина вряд ли сумеет помочь населению, — внутренне ужасаясь своим словам, сказал врач. — Действовать следует по законам военного времени.
Шеф спецслужбы, до сих пор молчавший, сказал:
— Следует исключить малейшую возможность контактов населения с нашими солдатами в оцеплении.
Тем самым он угадал тайное желание Вершителя, не думая при этом, что обрекает на смерть все население Ущелья.
* * *
Беркут, наблюдаемый Насимовым, упорно барражировал в вышине, выискивая подходящую добычу. Накануне он разорил гнездо горного кеклика, что можно было бы считать относительной удачей. Относительной, потому что для беркута несколько птенцов кеклика — маловато. Удача же заключалась в том, что хорошо обжитое Ущелье Трех Кишлаков для беркута представляло собой довольно скудное пастбище. Иногда, впрочем, беркуту удавалось застать врасплох зазевавшуюся курицу на чьем-нибудь подворье. Впрочем, по дворам беркут орудовал редко. Это было опасно. На каждом дворе, как правило, бегала собака, а то и две. Это были злобные, стремительные алабаи — азиатские овчарки, неплохо присматривавшие за своей территорией. А в ином дворе можно было нарваться и на волчью картечь из старого охотничьего ружья.
Впрочем, летом особых проблем с пропитанием беркут не испытывал. Были зайцы, полевые мыши, змеи и прочая живность, пернатая мелочь. Кроме беркута в Ущелье мародерствовала еще пара сапсанов, да по ночам вылетали на охоту горные совы. Но все они не были беркуту конкурентами и он полагал себя хозяином Ущелья. Что, в общем, соответствовало действительности. Врагов у него, по сути, не было. Если не считать людей. Хотя, последние не особенно досаждали птице, если не считать случайных и очень неточных выстрелов со стороны изредка впадающих в азарт охранников маковых плантаций.
Беркут хорошо знал свое Ущелье, отлично изучил воздушные потоки и мог часами парить в безоблачном летнем небе, выискивая добычу и попутно наблюдая своими сверхзоркими глазами протекающую под ним жизнь. Он уже давно отметил некоторые закономерности в человеческой суете. Жизнь в кишлаках начиналась с рассветом. Люди хлопотали в своих дворах, на небольших, отнятых у гор, клочках пашни. С утра на эти поля беркуту наведываться было не с руки. С утра там, как правило, копошились люди, и потенциальная его добыча, тоже из нор особо не высовывалась. Ближе к полудню, к самому знойному времени суета на полях замирала и можно было начинать охоту. Пшеничные поля, как правило, гарантировали пищу в лице полевок, а то и сусликов. Кукурузные поля тоже интересовали беркута. Хотя высокие стебли мало располагали к активной охоте. Поэтому, правильней было бы сказать, что беркута привлекали края кукурузных полей. Были и другие места, пригодные для охоты. Но были поля, а их-то как раз было больше всего, куда беркут редко залетал. Это были маковые плантации. Там особой живности не было: слишком много людей и мало пищи для всяческих грызунов.