После некоторой борьбы он выволок на берег гладкую грязно-серую дубинку с узорчатыми разводьями по бокам. Дубинка хищно разевала пасть, утыканную острыми зубами. Это был змееголов килограмма на полтора. Насимов, с трудом выдрав у него из пасти крючок, плюнул и перешел рыбачить метров на десять в сторону.
Змееголов долго скакал по берегу. И утихомирился только минут через десять. Но, когда я, идя за наживкой, мимоходом тронул его ногой, он снова принялся выделывать фортеля. Минут через сорок, когда клев окончательно сошел на нет, мы, смотав удочки, собрались уходить. Витька ухватил рыбину за хвост и отшвырнул змееголова в воду. Тот немного полежал на поверхности пузом вверх. Потом вдруг шевельнулся, вяло перевернулся и неожиданно ушел на глубину.
— Во, живучая скотина! — восхитился Насимов.
В полдень мы отплыли.
А на следующий день устроили себе выходной. Натянули на песчаном берегу тент так, чтобы продувало ветром. Но долго находиться в его тени не смогли. Поэтому залегли в мелкой, хорошо прогретой солнцем, лагуне, выставив из воды только головы. Потом мне в голову пришла мысль, что неплохо было бы заиметь загар на той части тела, которую даже на пляже солнцу, как правило, не подставляют. Насимов тут же последовал моему примеру. Теперь над водой торчали головы и задницы.
Мы лежали в воде и только что не хрюкали от удовольствия. Насимов даже сказал, что, не разделяя вполне свинского образа жизни, тем не менее, понимает хрюшек.
Время от времени мы выползали на песок, чтобы согреться. В один из таких моментов из-за поворота вылетела лодка. Это был катамаран, собранный из двух старых байдарок. Он шел под парусом. Наш неуклюжий ковчег даже сравниться не мог с ним в скорости, маневренности и легкости хода.
Лодка быстро промчалась мимо. Когда она поравнялась с нашей стоянкой, кто-то с нее помахал нам рукой. Я помахал в ответ. А Насимов только завистливо пялился на парус. Катамаран быстро скрылся с глаз за другим поворотом, романтично мелькнув на прощание при смене галса белым треугольником паруса.
— В следующий раз сделаю себе такую же. Еще и с мотором, — сказал Насимов, сплевывая на песок. — Ни один фраер не угонится.
Остаток дня он провел в пресквернейшем настроении. Тем более, что к вечеру обнаружилось, что мы сожгли себе кожу на тех самых местах. Смазывать их маслом было стыдно. Сидеть и лежать на спине — больно. Насимов лежал на животе и хамил, в том смысле, что никому кроме меня не могла придти в голову такая идиотская и подлая мысль: подставлять для загара собственный зад, тем более, что этим загаром ни перед кем не похвастаешься. И что он дает себе зарок, впредь не поддаваться на подобные провокации. То, что я, так же лежа на животе, с аппетитом уминаю арбуз, не обращая внимания на его брюзжание, окончательно отравляло ему жизнь.
Наше плавание закончилось неожиданно. Мы вдруг поняли, что нам надоела река, что жара напрягает. Поняли мы это ввиду насосной станции, которая стояла на берегу, как стадо слонов на водопое, одновременно опустив в воду все свои трубы-хоботы.
На станции мы познакомились с ее персоналом — двумя пожилыми дядьками. Встретили они нас поначалу не так, чтобы очень. Но, когда я приготовил им фирменное блюдо под романтическим названием "седло судака в собственном соку", а Насимов выставил на стол фляжку с семидесятиградусной настойкой, они прониклись к нам если не любовью, то сочувствием.
После ужина, когда стемнело, механик — дядя Володя — позвал нас на ночной лов. Попросту говоря, на браконьерский промысел. Ниже станции у него стояло с десяток донок. Он насаживал на крючки наживку и, раскрутив свинцовый кругляш грузила, далеко забрасывал леску.
Улов был богатый. Судаки, пара хороших усачей, жерехи. Половину улова он подарил нам. А спали мы в эту последнюю ночь на реке в вагончике с кондиционером, Королям и миллионерам такое и не снилось.
Утром на станцию пришла машина с продуктами. На ней мы, быстро распрощавшись с дядьками, отбыли до ближайшей железнодорожной станции.
По приезде в город Насимов не пробыл дома и недели. И снова исчез до следующего отпуска, лишь изредка напоминая о себе краткими письмами.
* * *
Вершитель был удовлетворен закончившимся совещанием. Ему не пришлось самому формулировать жесткую позицию. Около двенадцати помощник доложил Вершителю, что посол соседней страны просит об аудиенции. Вершитель поморщился: "Уже что-то пронюхали". Впрочем, он понимал, что удержать в тайне крупную войсковую операцию непосредственно возле госграницы будет невозможно. Он распорядился, чтобы посла отправили к министру иностранных дел, уже соответствующе проинструктированному. Позже на встрече с послом не первый даже замминистра иностранных дел в ответ на запрос посла о событиях в непосредственной близости с границами его суверенного государства, успокоил того и заверил, что речь идет о крупной операции по уничтожению посевов опиумного мака.