Эта эпидемия разразилась очень кстати. В голове Вершителя стала вырисовываться некая интересная многообещающая комбинация. Под видом широкомасштабной операции против наркомафии, заблокировать весь этот горный район. Народ там большей частью очень скоро перемрет сам собой от этой непонятной болезни. Эпидемия прекратится тоже сама собой, без больших материальных и финансовых затрат на медицину и медикаменты. Помимо этого поток наркотиков резко сократится. Европа будет довольна. Можно будет рассчитывать на новые инвестиции.
Но более всего, к такому плану борьбы с эпидемией Вершителя подвигло его отношение к Ущелью. Вершитель привык мыслить глобально. Может быть, это смешно, но государство, возглавляемое им, он ощущал почти как свое тело. А маленькое и вроде бы малозаметное Ущелье уже не первый год доставляло ему неприятные ощущения. А теперь на эти неприятные ощущения наслоилась еще и нешуточная боль. Ущелье давно, как расколотый зуб, ныло и цепляло щеку. И, оказывается, в месте раскола зрела инфекция, которая исподволь разрушала ткань зуба. И теперь болезнь затронула и нерв. Все это побуждало Вершителя склониться к хирургическому решению проблемы. Надо сказать, Вершитель плохо переносил физическую боль.
Что же касается наркобаронов, то он и перед ними чист. Ведь с эпидемией надо бороться. Они же сами и одобрят чрезвычайные меры.
* * *
В тот же вечер молодой и ретивый министр обороны разразился серией коротких энергичных директив, которые были разосланы в гарнизоны и близлежащие к ущелью воинские части. В ближайшее время несколько полков и сопутствующих частей должны были выдвинуться в район эпидемии. В то же время руководство главного санитарного управления получило сверхсекретное распоряжение, суть которого состояла в том, что эпидемиологи должны были работать по периметру карантинной зоны, проводя профилактические мероприятия, при этом ни в коем случае не переходя границ зоны.
* * *
Полковник был тот еще волк. Немногословный, угрюмый, он много таил в себе. По молодости он был азартней и шире в улыбке. Но жизнь его учила. При этом эмоции выплескивались наружу, что в бывшей Красной Армии не поощрялось. Приходилось давить их — эмоции — в себе. Имела место, также, жесточайшая личная драма. Кончилось душевным коллапсом. Теперь внутри были зола и пыль вперемешку с внутренними перегородками. Как в подводной лодке, где под водой случился взрыв, деформировавший и спаливший все внутренности. Но саму лодку, ее обшивку не разорвало. И мертвая субмарина легла на дно.
Когда-то он подавал большие надежды. Доблестный служака. Был отмечен в Афганистане. Симпатичный послужной список пресекся в точке подавления кровавой смуты на одной из национальных окраин империи зла, где он действовал так же, примерно, как в окрестностях Кандагара. Впрочем, суда над ним не было. Гигантская полумертвая коммунистическая цивилизация рассыпалась и гибла, хороня под своими обломками своих же доблестных янычар. Он на некоторое время покинул ряды несокрушимой и легендарной. Чтобы через пару лет прибиться к одному из ничтожных ее осколков, на которые вместе с империей развалилась бывшая РККА. То есть в армии ныне суверенной республики Оркистан. Здесь он прочно завис в должности комполка одной из пяти дивизий, составлявших эту армию. До отставки и жалкой пенсии оставалась пара лет. Надежд не было никаких.