С точки зрения вышестоящего начальства действия полковника Лунева были вполне логичны и последовательны, что добавляло очков полковнику и, возможно, сокращало время до замены звездочек на звезду генерала. "И лампасы будут шире и красней", — непременно добавил бы полковник Лунев в этом месте, знай он ход нашего повествования. Но то, что сделали однажды ночью саперы в тайне от всех, в том числе от командира полка, в чью зону ответственности входила плотина, породило бы вопросы у того же командования.
В самые уязвимые точки плотины были заложены заряды взрывчатки и тщательно замаскированы. Вопрос был в том, зачем это было нужно Луневу. И на этот вопрос он сам вряд ли смог бы дать вразумительный ответ. Тем более, что это никак не соответствовало внутренней логике всей операции.
* * *
Дядя Жора проснулся на рассвете. Как-то очень быстро вышел из сна. Быстро и легко. Выбрался из дома. На воздухе было по-утреннему свежо. Возле айвана стояло ведро с водой. Он подошел к нему, зачерпнул пригоршню воды, бросил ее себе в лицо и растер ладонью. Постоял у плетня, бездумно глядя на светлеющее небо на востоке. Потом, будто что-то решив для себя, двинулся к лощинке над садом. Из кустов его окликнул Губайдуллин:
— Далеко собрался, Дядя Жора?
— Пройдусь немного… Все спокойно?
— Тихо, как в могиле.
— Ладно. Бди и не бзди.
Когда дядя Жора дошел до лощины, стало уже заметно светлей. Прапорщик продрался сквозь кустарник и вышел на маленькую полянку. Подошел к гладкому моренному камню и сел на него. Посидел молча. Пару раз глянул зачем-то вверх. Что-то его мучило. Распирало.
— Ебена вошь!.. Не умею молиться. А ты вообще-то есть? Если есть — слушай. Мне сейчас — тридцать три. Как и тебе. Прожил — не на что жаловаться. Пил, гулял, блядовал. Старушек из огня не выносил. Хотя и подлостей никому не делал. И о том, есть ты или нет, особенно не задумывался. Это честно. А вот сейчас… Не думай, не от страха. Ну, страшно, конечно. Но клянусь, поговорить с тобой решил не от страха. Что-то во мне не так. Вдруг задумался: а для чего я Жора Кобоясов родился на свет? Ради чего мама моя рожала в муках? Чтобы пил, гулял и блядовал? Для чего я живу, Господи?!
Немного помолчал.
— Я думаю, что тебя нет. Будда, Иисус, Аллах. Кто вас разберет. Каждый человечек выбирает себе Бога по своему разумению, по своему укладу. По душе. Поэтому, если ты даже и был, то тебя уже давно растащили на миллиарды кусочков, и каждый приладил свой кусочек к своей душе. Навроде, как заплатку. Там, где в душе дырка, там и приладил. Так что кому-то ты заменяешь совесть, кому-то ум. Но ведь кому-то и злость, и ненависть. И я так смотрю: злобы и ненависти-то в мире поболее будет. Каким же ты был?! Сейчас здесь, в горах плохое дело творится. Ты посмотри, посмотри! Сколько безвинного народа погибло и гибнет. А ведь почти каждый здесь, в этой долине, верит в тебя. В каждом умирает кусочек тебя!
Я давеча спросил муллу: "Куда, мол, Аллах-то смотрит?" Знаешь, что он ответил? "Так угодно Богу". Но если тебе угодно такое, то на кой хер ты нужен?! Что проку в тебе. Или ты бессилен? Говоришь, там, на том свете, будет лучше?! А на кой же ты этот свет создавал? Муки, говоришь, во искупление. Херня это все. Ну, ладно, я грешен. Во многом грешен. Ну, а детишки в кишлаках? Они-то перед тобой, чем провинились?! Они жизни и не нюхали. Да и жизнь у них была ведь не сахар. Они же тут в нищете и темноте живут. Та еще гольтепа. Их-то за что наказываешь? Или ты, как Советская власть, всех под одну гребенку? Ну и кто ты есть, Господи?!
Прапорщик еще посидел на камне. Потом поднялся и сказал:
— Вот и поговорили… — и пошел в сторону сада.
* * *
Насимов хотел осмотреть окрестности Ущелья возле плотины, запиравшей его сверху. Фаттох приезжал еще раз. Но, приехав, попросил Насимова пока повременить с попыткой выйти из зоны. Бури вел в столице, какую-то тайную, но очень целеустремленную деятельность. Он искал возможность вытащить сына из Ущелья. Видимо, у него были какие-то свои соображения и планы, потому что он приказал Фаттоху безвылазно сидеть на даче, пока он не обеспечит им проход из зоны. Насимов томился от вынужденного безделья. Надо было предусмотреть возможность и какого-то иного решения. Возможно, оно крылось здесь, в плотине.
Разведчики последнее время потеряли бдительность. Все складывалось так, что пока они не делали попыток выйти из зоны и вообще никак себя не проявляли, их не трогали. Уже с неделю в Ущелье не появлялись вертолеты. Поэтому Дядя Жора предложил добраться до верхнего конца Ущелья с комфортом — в брошенном около Октерека "уазике". Бак был почти полон, машина на ходу.