— Неохота ноги об камни обдирать. По дороге до плотины будет километров тридцать. Пешком туда-обратно до вечера не обернешься. А на "уазике" милое дело. За полчаса в один конец.
— Ты-то чего суетишься, — спросил его Насимов. — Ты остаешься в лагере за старшего. Со мной пойдут Демин, Губайдуллин и Хисамов — за руль.
— Надоело, командир, сидеть на одном месте. Хочу размяться немного.
— Нет, оставайся. Я пойду.
Выехали через час после рассвета, по прохладе. Когда миновали окраину Астрабада, из-за скал вынырнули два вертолета, которые без паузы, сразу зашли на штурмовку.
— Стой, Хисамов! Все из машины! — закричал Насимов. Разведчики кубарем покатились в разные стороны. Место, где их застигли вертолеты, как назло, было открытое. Несколько валунов по обочинам, длинный, пологий голый склон, ведущий к реке. С другой стороны — рваная скала, в которой когда-то взрывами пробивали трассу строители. Разведчики попрятались за крупные камни по обочинам. Из вертолетов немедленно открыли огонь из пулеметов. Потом один из них стал подниматься выше, одновременно разворачиваясь в лоб разведчикам. "Накроет ракетами" — подумал Насимов и крикнул:
— Губа! Стреляй по первой вертушке. Я — по второй. Демин, Хисамов! Бегом под деревья. Оттуда будете прикрывать нас.
В это время на лонжеронах первого вертолета вспыхнуло и две ракеты, оставляя дымный трассирующий след, пошли в сторону разведчиков. Первая попала в "уазик", превратив его в кучу исковерканного горящего хлама. Вторая, к счастью попала в кювет с противоположной стороны дороги. Насимов переключил автомат на одиночную стрельбу и стал сажать пулю за пулей, стараясь попасть в пулеметчика. Второй вертолет тоже стал подниматься вверх, одновременно отклоняясь в сторону. Демин с Хисамовым открыто рванули прямо по дороге в сторону Астрабада. Там, метрах в двухстах, вдоль дороги густо росли деревья. Губайдуллин короткими очередями стрелял в другой вертолет, из которого открыли огонь по бегущим. Насимов глянул в их сторону. В это время в скалу за его спиной попала очередная ракета. Насимов почувствовал, как какая-то сила приподняла его в воздух и с чудовищной силой швырнула о дорогу. Он потерял сознание.
…гул в ушах. Над головой многотонная толща воды. Грудь распирает от нехватки воздуха. Какие-то тени и блики. Сумрачный далекий свет. Немота… неподвижность… холод. Потом свет, и без того слабый и далекий, стал меркнуть. Липкая, вязкая темнота. Потом короткие сполохи белого света. Никаких теней и цвета. Белых вспышек все больше, все чаще и ярче. Дрожь, пульсация, нарастающий рев и грохот. Ощущение, что весь окружающий мир, рассыпавшись на миллионы белых и черных осколков, превратился в ревущую гигантскую воронку, стенки которой вращаются все быстрей и все пронзительней свистит воздух в острых изломанных, бритвенно острых гранях всех этих осколков. Усиливающийся свист, вой, нарастающий громоподобный грохот. Потом стенки чудовищного водоворота, грозившего сомкнуться, смять, уничтожить, вдруг стали истончаться и отдаляться, одновременно замедляясь. Затем финальный грохот. Окружающее синхронно закачалось, приобретая характер движения предметов в огромной картонной коробке, выпавшей из несущегося автомобиля. Вот коробка ударилась о землю и по инерции продолжает катиться и кувыркаться, постепенно замедляя свое бешеное хаотичное движение. Качение и кувыркание все медленней, инерция сходит на нет. И коробка, совершив последний кувырок, встает на одно из ребер и медленно наклоняется вперед, но инерции уже не хватает и, достигнув шаткого, мгновенного равновесия, коробка начинает клониться назад. Сначала очень медленно, потом быстрей, падает на грань и, успокаиваясь в своих колебаниях, наконец, намертво ложится на бок.
Окружающий мир с громом и стоном оседает вокруг и, приобретя свое обычное равновесие и покой, замирает в неподвижности.
Бело вокруг. Бело вверху и внизу. Ни тени, ни блика — ровный яркий белый свет, в котором осознаешь себя сгустком тьмы. А кругом — безграничность без очертаний и объемов. Ничто. Только ровный белый свет. И в этом белом свете появляется, наконец, размытый серый контур. Как облако. И голос, который привык звучать один в абсолютной тишине. Без обертонов, интонаций и изъянов. Как страница текста на белой бумаге, когда значение букв и знаков совершенно непонятно. Голос звучал холодно и медленно. Как вода из неплотно прикрученного крана размеренно и механически ударяется в раковину…