Если Азиз только слышал, как расстреливают его подельников у плотины, то Насимов выдел это воочию. В ту ночь он лежал на крыше дома позади усадьбы Бури, наблюдая за тем, что там происходит. Когда беглецы, таясь, выбрались из усадьбы. Он двинулся за ними. Очень скоро он понял, что это беглецы. Он дошел за ними до плотины, где и стал свидетелем побоища. Несколько выживших — практически все они были ранены — вразнобой пытались выползти из-под огня. Здесь с ними бесшумно и быстро расправлялся Насимов. Живым никто не ушел.
Азиз тешил себя надеждой, что сумеет скрыться от Насимова. Но очень скоро почувствовал, что тот идет за ним. Все же Азиз был подобен зверю и обладал звериным же чутьем.
Сам Насимов в бою у плотины тоже получил ранение. Шальной пулей со стороны военных ему пробило предплечье. Рана была нестрашная, но очень неприятная. Пуля не задела кости, но прошла вдоль всего предплечья навылет. Насимов, как мог, перевязал себя, но потерял много крови. Поэтому преследовать Азиза с Адылем немедленно не мог. Он дополз до флигеля, где раньше жил Азиз и отключился на его постели. Азиз к своему несчастью не знал об этом. Он не мог и предположить, что Насимов займет его место.
Но Азиз тоже превратился в зверя. Чуткого, осторожного и опасного. Он даже не обратил внимания на то, что однажды ночью Адыль слинял от него. Опасность обострила все чувства Азиза. С ним, в какой-то мере, произошло то же, что и с Насимовым после памятного ночного боя, когда тот потерял там остатки своей роты. Азиз всегда был зверем. Кувыркаясь в темных коридорах своей жизни, куда более страшных и беспощадных, чем обычные, он давно привык доверяться своей интуиции. И может быть, благодаря именно ей, ему удалось до сих пор выжить.
Два смертельно опасных существа затаились в обезлюдевшем Ущелье Трех Кишлаков, превратившемся в огромную гладиаторскую арену. И они чувствовали присутствие друг друга и понимали неизбежность последней схватки. Они не могли не встретиться.
Когда Насимов пришел в себя от большой кровопотери, он еще раз навестил другой уже участок периметра и снял еще несколько мин. Он их спрятал на машинной станции на окраине Астрабада, за трактором "Беларусь" под бороной, валявшейся у стены ангара.
* * *
А в это время в Париже, в помещении представительства республики Оркистан шла заключительная пресс-конференция по поводу успешного завершения широкомасштабной операции против оборота наркотиков в районе Ущелья Карадаг. Его вела молодая обворожительная супруга личного представителя Вершителя в Европе. За несколько минут до начала пресс-конференции, она просматривала бумаги, пришедшие из Заргара, на основе которых она должна была изложить собравшимся журналистам официальную версию. Которая должна была отражать желание и видение власти. А поскольку власть решила, что герою республики, капитану Насимову лучше считаться погибшим, то в бумагах содержались сведения о героической гибели последнего в перестрелке с бандитами.
Некоторые представители масс-медиа отметили про себя, что всегда подтянутая, собранная красавица пресс-секретарь выглядела и вела себя не совсем обычно. Впрочем, никто этому особого значения не придал. Журналисты отбыли свой номер, получили причитающийся каждому пресс-релиз и покинули представительство, с неохотой и опаской выползая на улицу, которую заливал короткий стремительный ливень, после которого так хорошо и свободно дышится. Даже в загазованном, пыльном и душном Париже. Не все были с зонтами. А парковка была в некотором отдалении от входа в представительство, что дало повод для сожаления о подпорченном пиджаке или туфлях. А поскольку жертвы эти были принесены ради незначительного события, недостойного даже пары строчек самым мелким шрифтом, сожаление даже имело тенденцию перерасти в недовольство.
Тем временем красавица пресс-секретарь сидела на полу в ванной комнате представительства и, зажав рот рукой, беззвучно рыдала за запертой дверью. Может, и не надо бы отмечать этого, но Нелька держалась молодцом до конца. Она с улыбкой завершила пресс-конференцию, неторопливо собрала бумаги и, проводив репортера "Юманите", уходившего последним, нормальным шагом проследовала в ванную комнату, аккуратно заперла дверь и только после этого медленно сползла по сверкающей кафельной стенке на пол, размывая и размазывая тщательный макияж.
* * *
Насимов вдруг почувствовал, как он устал. Физически, но и морально. Полковник Лунев вряд ли сейчас сразу узнал бы в грязном, заросшем оборванце своего лихого, непокорного командира разведроты. Впрочем, Насимов и сам не осознавал, какие перемены произошли в его облике. Сейчас ему казалось, что так он существует очень давно. Целую жизнь. Ту, прошлую свою жизнь, сцены из которой в редкие минуты отдыха вдруг всплывали в его памяти. Они не казались реальными. Это была другая жизнь. А истинная реальность была здесь: в тупой непрекращающейся боли в разорванном пулей и гниющем заживо плече, в хромоте плохо зажившей ноги, в сбитых пальцах и сорванных ногтях, стертых в кровь ногах. В постоянном запахе пороховой гари и сырой крови, стоящей в ноздрях. В беспокойных полуснах-полубодрствованиях, когда боишься пропустить подозрительный шорох или треск сломанной веточки — в постоянном ощущении опасности.