«Если бы, впорхнувшая к нам чёрная бабочка по имени Светка, залетела в окно не нашей, а любой другой школы города…».
Ответ на эти фундаментальные вопросы звучит однозначно.
«Моя жизнь пошла бы по другому руслу».
Кем бы я стал, если бы не эти «если»? Возможно хорошим специалистом, верным мужем, самодостаточным и счастливым человеком, возможно даже обеспеченным и успешным бизнесменом.
Кем же я стал с включением в уравнение этих переменных?
Отбитым на голову романтиком, который один за одним просирал представляющиеся ему шансы;
которого не изменила должность, переезд в другой город, брак;
которого не смог поменять даже возраст.
С этими «если» я давно уже смирился и разобрался, но было бы хорошо, ЕСЛИ бы эти «Если» не появлялись снова. Они совокупляются и плодятся. Большие «ЕСЛИ» порождают маленьких отпрысков, те, со временем, подрастают и тоже дают потомство. Сегодня меня интересуют только самые последние – пра-пра-правнуки тех первых «Если», и звучат они следующим образом. Что бы было ЕСЛИ БЫ
«… я не пошёл на эту вечеринку…»
«…это был бы любой другой караоке-клуб…»
«…Геракл не уронил кальян…»
«…Буратина не был одержим своей шизофренической идеей…»
«…он не заразил этой идеей сначала меня, а потом всех присутствующих…»
Пожалуй это основные «Если»…хотя нет…есть ещё одно:
«Если бы там не было Светки…»
На все эти вопросы есть только один ответ, и звучит он так:
«Тогда бы мы не…»
Хотя…давайте по порядку.
***
– Мне нужно пятьдесят миллионов.
Пухлые губы Буратины находятся буквально в сантиметре от моего уха, и его жаркий шёпот, едва не переходит интимные границы. Он будто клеит девочку, приглашая её пройти в будуар.
– Рублей, или баксов? – Я глубоко втягиваю в себя приторно сладкий дым из мундштука, отваливаюсь на диван, даже не глядя в сторону Буратины, и не придавая значения его очередному бреду.
Мой взгляд прикован к, стоящим в обнимку, Поночке и Уксусу, которые в два горла орут «Рюмку водки…». Микрофон в руке Уксуса совершенно лишний атрибут. Они горланят будто в последний раз. Так орут заплутавшие в лесу грибники в надежде, что их кто-то услышит за десятки километров, или чтобы, в крайнем случае, распугать всё зверьё. Недоделанные вокалисты принялись лажать с самого начала песни, как только «ночь по улицам пошла, звездной поступью цариц…». Ближе к припеву накал голосов усиливается, и жилы на шее Поночки разбухли до того, что вот-вот лопнут.
« То-альк-а-а-а рюмка водки на стале-е-е-е
Ветер пла-ачет за акно-о-ом…».
На припеве Поночка сдох. Сначала он дал «петуха», а потом и вовсе засипел сорванной глоткой. Уксусу приходится отдуваться за двоих. Ноты, которые ему приходится брать (точнее мимо которых он поет), настолько высоки, что он завывает бабьим голосом.
«Бо-о-олью-ю атзыва-а-ются ва мне-е-е…»
Создаётся ощущение, что человек громко рыдает из-за того, что на столе осталась последняя рюмка. Но наш стол ещё полон. На только что принесённом официантом блюде дымится огромная гора жареного мяса, вокруг которого расставлены салаты и нарезки, сеты суш и роллов, исходит паром кальян. И водки здесь далеко не рюмка, а две пузатых бутылки. Кроме водки на столе красуются две бутылки вискаря и бутылка винтажного Вермута (специально для Светки).
– Рублей конечно! – Дует жаром в ухо Буратина.
– Хм…– я презрительно морщусь, продолжая наблюдать, за плавающими в клубах дыма звёздами эстрады. – А чё не баксов?
– А ты Славик не прикалывайся. Мне нужно пятьдесят лимонов рублей, а не баксов, потому что я реалист.
Последняя фраза Буратины вызывает у меня непроизвольный спазм в горле, как раз во время затяжки, и я закашливаюсь, порционно выплёвывая дым, который небольшими клочками ваты повисает над столом.
Сидящая напротив Светка, настороженно привстаёт.
– Слава, ты в порядке?
– Нормуль, Светик, – сиплю я, поворачиваясь к Буратине. – Так значит ты у нас реалист?
– Да реалист! Пятьдесят лямов, это вполне реальная сумма, которая нужна мне для определённых целей.
Чтобы сбить першение в горле, я делаю большой глоток виски, занюхиваю запястьем, взбодрившись, иду в атаку.
– Даже стесняюсь спросить, что это за определённые цели такие.
– А ты не стесняйся, у меня от друзей секретов нет. Я свалить хочу, Славик. – Последнюю фразу Буратина произносит с надрывом, и мне на секунду показалось, что он вот-вот разревётся.
– К-куда? – Я настораживаюсь.
– Куда угодно, лишь бы подальше…в идеале, в Америку.
– А здесь тебе чего не живётся?
– А это что, жизнь? Совсем задавили, продыху не дают. Ты смотри, чё вокруг творится. Цены растут, чиновники беспредельничают, налоги, менты вообще страх потеряли. Здесь свободы нет, Слава!– Буратина оттягивает ворот рубахи, будто ослабляет петлю на шее.