Выбрать главу

Что касается Геракла и Уксуса – эти наоборот сохнут, как забытые на подоконнике цветы. Разглядывая эти лица, я думаю, а узнал бы я их где-нибудь на улице, если бы мы не встречались все эти годы. Нет…ну разумеется узнал бы. Рубильник Буратины не перепутаешь ни с чьим другим; косолапую походку Уксуса, можно различить за двести метров; Поночку выдаст серый хищный взгляд, ни капли не утративший своей волчьей хватки. Геракл…хм-м…Я разглядываю, лихо проглотившего полстакана водки друга и думаю, по каким бы чертам я смог его узнать если…

«Ну как минимум он будет в тельнике» – успокаиваю я себя. И сейчас, из под его застиранной фланелевой рубахи, торчит неизменная полосатая майка.

Осталась Светка. А вот её я мог бы и не узнать. Да нет…точно не узнал бы, настолько она изменилась, причём в лучшую сторону. Но если бы даже не узнал, всё равно бы остановился и замер. Всё равно, как попавшая на крючок рыба, побежал бы за ней, понимая, что это моё…моё единственное счастье.

Она всё-таки сдалась и сделала две робких затяжки из навязчиво подсовываемого Буратиной мундштука. Она наплевала на предосторожности, положила на то, что она взрослая уважаемая женщина с престижной работой. Сейчас ей необходимо настроиться на одну с нами волну; снести, выросшие за два года, перегородки; ощутить себя в своей стихии, в своей молодости.

Из сложенных в дудочку подведённых губ, тонкой, как игла, струйкой, бьёт зелёный дымок.

Её мгновенно накрывает. Я вижу это по подведённым глазам, в которых теперь пляшут чёртики.

– Ребята, если бы вы знали, как я рада всех вас видеть. – Задорно кричит она, одаряя всех взглядом дикой голодной кошки. – Мне с вами так хорошо. Пусть мы вместе пережили много неприятностей, но я счастлива, что у меня это было…

– Отличный тост! – Геракл вскакивает, и снова его резкое движение передаётся кальяну, который начинает угрожающе раскачиваться.

***

Все, как по команде хватают стаканы, которые брякают, врезаясь в центре круглого стола. Хрупкий Светкин бокал не выдерживает удара и его, отломленная ножка падает на стол.

– Ну теперь только до дна, Светик! – Ору я, обнимая её плечо.

А она и не против. Медленно запрокидывая голову назад, большими глотками выпивает всё содержимое и залихватски выбрасывает остатки бокала себе за спину.

«Браво!» – орём мы хором, лупя в ладоши.

Она смеётся, неистово и утробно хохочет, не отводя от меня диких глаз. Со стороны может показаться, что я очень смешно пошутил, хотя, за последние несколько минут, ни слова не вымолвил. Приготовленное Буратиной зелье сделало её ведьмой. Мне кажется, что её белоснежная улыбка изменилась, и сейчас вместо резцов, как кривые ножи сверкают два клыка.

– Ты чё туда подсыпал? – говорю я, и мой голос тянется, как расплавившаяся на солнце жвачка.

А Светка, не переставая хохотать, царапает моё запястье острыми ярко алыми коготками.

– Ты помнишь своё обещание, Слава?

Я мгновенно становлюсь мишенью доброго десятка, целящихся в меня расширенных зрачков.

«Какое ещё обещание?» – спрашивают эти глаза.

– Ребята, мне сделали предложение! – Срывающийся на смех голос, отдаётся в моих ушах долгим эхом.

«Что она делает? Зачем это?».

– И я его приняла. Уже очень скоро, мы улетаем в Америку!

– Куда-а? – Поночка подставляет к уху ладонь, как слабослышащий старикан.

– В Аме…– Рот Уксуса застывает в открытом положении.

Буратина же радостно хлопает меня по спине. Уж он-то прекрасно знает, кто запустил этот шар первым.

– Ну вот и чудненько! Значит летим втроём. Всё как нельзя нарядно! За это надо выпить.

Наше, образовавшееся минуту назад эмигрантское трио чокается между собой, и выпивает, в то время, как остающиеся на Родине патриоты, исподлобья смотрят на картину маслом.

Геракл, до которого смысл разговора дошёл последним (не мудрено, он ведь не прикладывался к волшебному мундштуку), смотрит на нас исподлобья.

– Значит свалить решили? К нашему стратегическому противнику? – Его, выплёвываемая через брезгливо оттопыренную губу, речь похожа на зачитываемый трибуналом приговор. – Раньше таких называли перебежчиками…предателями…

Коллегия присяжных в лицах Поночки и Уксуса, одобрительно и хмуро кивает.

– Ну-у это ты Вова перегибаешь…– улыбается ничуть не обидевшийся Буратина. – Ну какие же мы предатели. Да мы, если хочешь знать, самые отъявленные патриоты. С отъездом таких как мы, нашей матушке Родине станет только легче. Мы избавляем её от лишних ртов, ненасытных паразитов, которых она вынуждена кормить. Мы отпрянем от её истощённых сосочков и присосёмся к другим, набухшим от жирного молока. А напившись этого молока вдоволь, мы будем рыдать и ностальгировать по берёзкам, белому снежку и запаху навоза в полях.