— Вотъ. Скульптурная группа: «Американецъ въ Москвѣ». По-моему, эта вещица мнѣ удалась.
- A еще бы! Вещь, около которой можно заржать отъ восторга. Дѣйствительно, эти пріѣзжающіе въ Москву американцы, они тово… Однако, вы не безъ темперамента… Изобразить американца въ родѣ трехъ трубочекъ…
- Нѣтъ, трубочки — это Москва! Американца тутъ, собственно, нѣтъ; но есть, такъ сказать, слѣды его пребыванія…
- Ахъ, вотъ что. Тонкая вещь. Масса воздуха. Колоритная штукенція. Почемъ?
— Семьсотъ. Это вамъ для кабинета подойдетъ.
- Семьсотъ… чего?
— Ну, этихъ самыхъ, не важно. Лишь бы наличными.
III.Я такъ былъ тронутъ участіемъ и доброжелательнымъ ко мнѣ отношеніемъ двухъ экспансивныхъ, экзальтированныхъ молодыхъ людей, что мнѣ захотѣлось хоть чѣмъ-нибудь отблагодарить ихъ.
- Господа! Мнѣ бы хотѣлось принять васъ y себя и почествовать, какъ представителей новаго чудеснаго искусства, открывающаго намъ, опустившимся, обрюзгшимъ, необозримыя свѣтлыя дали, которыя…
- Пойдемте, — согласились оба молодыхъ человѣка съ ложками въ петлицахъ и миловидной розовой сыпью на лицахъ. — Мы съ удовольствіемъ. Насъ уже давно не чествовали.
- Что вы говорите! Ну, и народъ пошелъ. Нѣтъ, я не такой. Я обнажаю передъ вами свою бѣдную мыслями голову, склоняю ее передъ вами и звонко, прямо, открыто говорю: «Добро пожаловать!»
- Я съ вами на извозчикѣ поѣду, — попросился лѣвый. — A то, знаете, мелкихъ что-то нѣтъ.
— Пожалуйста! Такъ, съ ложечкой въ петлицѣ, и поѣдете?
- Конечно. Пусть ожирѣвшіе филистеры и гнилые ипохондрики смѣются — мы выявляемъ себя, какъ находимъ нужнымъ.
- Очень просто, согласился я. — Всякій живетъ, какъ хочетъ. Вотъ и я, напримѣръ. У меня вамъ кое что покажется немного оригинальнымъ, да вѣдь вы же не изъ этихъ самыхъ… филистеровъ и буржуевъ?
- О, нѣтъ. Оригинальностью насъ не удивишь.
- То-то и оно.
IV.Пріѣхали ко мнѣ. У меня уже былъ кое-кто: человѣкъ десять-двѣнадцать моихъ друзей, пріѣхавшихъ познакомиться поближе съ провозвѣстниками новаго искусства.
- Знакомьтесь, господа. Это все народъ старозавѣтный, закоренѣлый, вы съ ними особенно не считайтесь, a что касается васъ, молодыхъ, гибкихъ піонеровъ, то я попросилъ бы васъ подчиниться моимъ домашнимъ правиламъ и уставамъ. Раздѣвайтесь, пожалуйста.
— Да мы уже пальто сняли…
— Нѣтъ, чего тамъ пальто. Вы совсѣмъ раздѣвайтесь.
Молодые люди робко переглянулись:
— А… зачѣмъ же?
- Чествовать васъ будемъ.
— Такъ можно вѣдь такъ… не раздѣваясь…
- Вотъ оригиналы-то!! Какъ же такъ, не раздѣваясь, можно вымазать ваше тѣло малиновымъ вареньемъ?..
— Почему же… вареньемъ?.. зачѣмъ?
— Да ужъ такъ y меня полагается. У каждаго, какъ говорится, свое. Вы вѣшаете на подносъ дохлую крысу, пару карамельныхъ бумажекъ и говорите: это картина! Хорошо! Я согласенъ! Это картина. Я y васъ даже купилъ ее. «Американца въ Москвѣ» тоже купилъ. Это вашъ способъ. A y меня свой способъ чествовать молодые многообѣщающіе таланты: я обмазываю ихъ малиновымъ вареньемъ, посыпаю конфетти и, наклеивъ на щеки два куска бумаги отъ мухъ, усаживаю чествуемыхъ на почетное мѣсто. Ѣсть вы будете особый салатъ, приготовленный изъ кусочковъ обоевъ, изрубленныхъ зубныхъ щетокъ и теплаго вазелина. Не правда ли, оригинально? Запивать будете свинцовой примочкой. Итакъ, будьте добры, раздѣньтесь. Эй, люди! Приготовлено ли варенье и конфетти?
— Да, нѣтъ! Мы не хотимъ… Вы не имѣете права…
— Почему?!!
— Да что же это за безсмыслица такая: взять живого человѣка, обмазать малиновымъ вареньемъ, обсыпать конфетти!.. Да еще накормить обоями съ вазелиномъ… Развѣ можно такъ? Мы не хотимъ. Мы думали, что вы насъ просто кормить будете, a вы… мажете. Зубныя щетки, рубленыя, даете… Это даже похоже на издѣвательство!.. Такъ нельзя. Мы жаловаться будемъ.
- Какъ жаловаться? — яростно взревѣлъ я. — Какъ жаловаться?! A я жаловался кому нибудь, когда вы мнѣ продавали пятиногихъ синихъ свиней и кусочки жести на деревянной доски?! Я отказывался?!! Вы говорили: мы самоопредѣляемся. Хорошо! Самоопредѣляйтесь. Вы мнѣ говорили — я васъ слушалъ. Теперь моя очередь… Что?! Нѣтъ, ужъ знаете… я поступалъ по вашему, я хотѣлъ понять васъ — теперь понимайте и вы меня. Эй, люди! Раздѣньте ихъ! Мажь ихъ, y кого тамъ варенье. Держите голову имъ, a я буду накладывать въ ротъ салатъ… Стой, братъ, не вырвешься. Я тебѣ покажу сумерки насущнаго! Вы самоопредѣляетесь — я тоже хочу самоопредѣлиться!..
V.Молодые люди стояли рядышкомъ передо мной на колѣняхъ, усердно кланялись мнѣ въ ноги и, плача говорили:
— Дяденька, простите насъ. Ей Богу, мы больше никогда не будемъ…