Боже, даже при мысли об этом меня охватило желание, и член болезненно затвердел в джинсах.
Затем, потому что как только ворота открываются, их невозможно закрыть снова, я взял и помучил себя мыслью о том, что может быть она всё ещё чувствовала такой же эффект. Может, она отнесёт свою симпатичную задницу обратно в спальню, откроет ноутбук и найдёт что-нибудь из того литературного порно, которое уже возбуждало её. Может, она снимет с себя одежду, которая покажется ей колючей и удушающей, причиняющей боль её твёрдым соскам. Может, она не сможет остановить свою руку, которая спустится вниз по её животу и под трусики, поглаживая её скользкую щёлку и находя набухший, пульсирующий клитор, потирая его, пока пустота внутри не станет слишком невыносимой, а затем она протолкнёт пальцы глубже внутрь, касаясь своей точки-джи, пока не кончит.
— Чёрт, — прорычал я, мне пришлось потянуться и расстегнуть джинсы, давление стало болезненным.
Мой большой палец прошёлся по головке члена, и я зашипел, зная, что назад пути нет.
Я залез рукой в свои боксеры-брифы, высвобождая член, мастурбируя сильно и быстро, представляя эти её тёмные глаза, пока она с нуждой смотрит на меня, стоя на коленях, прежде чем глубоко меня засосать.
— Чёрт, — прорычал я, кончая сильнее, чем было за много месяцев. Да блин, за много лет.
Я потащил свой уставший зад в ванную, принял душ, затем упал на кровать, думая, что провалюсь в истощённый сон.
Но этого не произошло.
И это была не редкость.
Ночное время часто навевало воспоминания. Не важно, как глубоко я их хоронил, они всегда выкарабкивались на поверхность. Они всегда мучили меня своими особыми ужасами. Иногда мне удавалось засовывать их обратно туда, откуда они взялись. Тогда я мог словить несколько блаженных часов сна, если кошмары оставались под контролем.
Не казалось, что эта ночь будет из таких.
Это была одна из тех ночей, когда не важно, сколько я метался и ворочался, сколько других воспоминаний пытался использовать для борьбы, ничего не помогало.
Так что, с глазами консистенции наждачной бумаги, я выбрался из кровати и пошёл обратно вниз, в бункер, доставая новый ноутбук из стопки и собираясь заняться расследованием.
Я хотел проверить этого нового ублюдка, которого нужно было убрать.
Таков был мой план.
Тогда почему мои пальцы вместо этого ввели имя Эвангелины Круз? Да уж, чёрт меня побери, если бы я знал. Но они это сделали. И как только страница поиска загрузилась, я понял, что назад пути нет.
Так я и действовал.
Я сосредоточенно, методично и дотошно относился к деталям, доводя тщательность до точки абсолютной одержимости.
Но в своей конкретной сфере деятельности я не мог позволить себе ошибиться. В отличие от нашей лажовой системы уголовного правосудия, я действительно разбирался, совершил ли на самом деле преступление тот человек, которого я собирался убить. Я проверял, перепроверял и переперепроверял каждый факт. Я повторял каждый шаг. Я пытался найти чеки и доказательства их присутствия рядом с теми местами, где происходили определённые события. Я убеждался, что их следы в онлайне ведут прямо туда, где они должны были быть, никуда не отходя между точками, чтобы сбить со следа, чтобы какой-то другой псих мог использовать человека в качестве марионетки.
Я не мог позволить себе заснуть на работе.
Ни один из людей, которые попадали в мой бункер, не был убит, пока оставалась хотя бы тень сомнения в их вине.
Чёрт, как в случае с Гарольдом Грейнсом, я часто находил доказательства преступлений лично при человеке. В их бумажниках или в их телефонах.
Они ведь не могли позволить себе надолго отрываться от своего разврата. Им постоянно нужно было носить всё с собой, как защитное одеяло для жестокой падали.
По статистике, один из двадцати пяти, приговорённых к смерти в уголовно-исполнительной системе США, был невиновен.
В моей работе такого не было.
Я никогда не лажал.
Я неделями, или даже месяцами проверял этих людей.
Я надеялся, что мне не понадобится так много времени, чтобы найти следы настоящих родителей Эвангелины Круз.
Это просто не могло быть так долго.
Она скоро снова объявится.
Она ни за что не могла подумать, что я морочил ей голову, говоря, что кто-то пытается её убить. Более того, я на самом деле был честен. Кто-то определённо пытался её убить. Единственной причиной, по которой я не настаивал на необходимости разобраться с этим дерьмом сразу же, было то, что я знал, что в скором времени её не убьют.