Проведя в США не больше пары недель за всю свою жизнь, я понятия не имела, что он имел в виду, но кивнула, когда он отвёл меня к огромному амбару, где хранил все мои сувениры.
— Сохранил их все, — сказал он мне, подводя к стойлу, заваленному коробками. Ни одна не была открыта. Первая, к которой я потянулась, была подписана почерком того времени, когда я была не старше восьми или девяти.
Всё это он тоже сохранил. Не пропал ни один предмет. О некоторых предметах я совсем забыла: племенная фигурка совы из Новой Гвинеи, путаный воротник из бисера из Сарагуро, череп со Дня мёртвых в Мексике.
Вся моя жизнь в коробках.
Отнести их обратно в мой новый дом и открывать их было болезненным опытом. Не потому, что воспоминания были плохими. Далеко не так. А потому, что они представляли часть моей жизни, которой больше никогда не будет. Они представляли потерю, такую глубокую, что я была уверена, что внутри навсегда останется чувство пустоты.
Но я забрала их, и ассоциирующуюся с ними боль, и с гордостью выставила их на своих полках. Они были частью меня. Они были бесконечными воспоминаниям, о которых я думала ночью, прежде чем опускались страдания. Они были кусочками жизни, которую я хотела прожить снова, но знала, что никогда не смогу.
Места, в которых я бывала раньше, жизнь, которую вела — было небезопасно пробовать делать это самой. Реальность была горьким и металлическим привкусом на моём языке. Не важно, сколько я тёрла, он не исчезал. Я вела такую беззаботную жизнь, наслаждалась такой свободой, что тюрьма в виде жизни в женском теле, более слабом, на которое могли напасть, была совершенно, до костей раздражающей. Я больше не зайду в тропический лес. Не ступлю без страха на землю племени. Не смогу пройти самые опасные зоны Колумбии или Мексики с беззаботной лёгкостью женщины в компании мужчины, внушающего такой страх, что любой человек подумал бы дважды, прежде чем смотреть на его дочь.
Пока этого мужчину у неё не отобрали.
У меня.
И за это я сделаю всё необходимое, чтобы отомстить.
Мужчине на этаж ниже меня, который, если у него в голове была хоть одна работающая клетка мозга, поглощал воду, чтобы попытаться избавиться от последних остатков яда в теле.
Да, Люк без-фамилии поплатится.
Ещё как.
Око за око.
Или, как получалось, жизнь за жизнь.
— Тихо, Диего, — нерешительно велела я, зная, что бороться бесполезно. Диего был всем, что осталось у меня от отца. Он пережил своего хозяина. Черт, возможно, он даже переживёт меня.
Диего был тридцати дюймовым сине-жёлтым ара, который жил у отца ещё до моего рождения. Он был неряшливым, зачастую агрессивным, и его крики можно было услышать за мили в дикой природе. По этому можно понять, каким громким он был в доме. Но он был членом семьи. Может, из-за него у меня и бывала жуткая мигрень несколько раз в месяц, и может, он жевал края моего кофейного столика, и ходил в туалет везде, где видел, так как ему всегда полностью разрешалось летать, но я, со всеми намерениями и целями, привыкла к этому.
Мне стоило небольшого состояния провезти его в страну. Законы в отношении перевоза экзотических птиц были абсурдными и безосновательными, но избежать их было невозможно. Так что мне понадобилось нанять и доверить пяти разным людям его благосостояние. У меня две недели колотилось сердце в ожидании, когда он наконец окажется в США, чтобы я могла осмотреть его и устроить.
— Вкусняшка, — потребовал он в ответ, почти на десять децибел выше, чем говорил, когда я первый раз попросила его быть потише.
Ох, радости владельцев птиц.
— Хорошо, хорошо, — сказала я, потянувшись за миской с фруктами и овощами, которые держала нарезанными для него, и перекинула в тарелку потяжелее, чтобы он не смог её перевернуть, и поставила на стол. — Вот твоя еда. А теперь, мне нужно покормить пленника, — сказал я, возвращаясь к холодильнику, чтобы соорудить ужин.
Я хотела, чтобы он страдал, конечно.
Я хотела, чтобы он умер, в конце концов.
Но до тех пор мне нужно было держать его достаточно здоровым, чтобы получить желаемую информацию.
Конкретно… почему.
Почему мой отец? Был ли он хорошим человеком? По общим стандартам, возможно, нет. Он убивал людей. Он сообщал информацию об опасных ядах людям, которые использовали это для причинения боли своим врагам.
Но у него были стандарты.
Он убивал только тех мужчин, которые на это напрашивались, которые угрожали ему или мне, которых он ловил на жестоком обращении с животными на публичных форумах, которые пытались что-то у нас украсть.