Был ли мой отец «хорошим» человеком в традиционном смысле? Ну, он убивал людей. Так что — нет.
Я совершенно отказывалась верить, что он был каким-то чудовищем, которого описывал Люк. Должно быть, он неправильно назвал имя. Должно быть, он ошибся.
— Я не могу помочь тебе принять правду, если ты будешь просто уходить в грубое отрицание.
— Я не грубая, — сразу же выплюнула я, чувствуя, как пульс начинает стучать в горле и висках, из-за чего мне сразу же становится жарко, даже в прохладном подвале. — Ты ошибаешься.
— Если бы ты искала хоть какую-то информацию обо мне, Эвангелина, ты бы знала, какую нелепость только что сказала. Я никогда не ошибаюсь. Я никогда не цепляюсь за кого-то, пока не уверен на сто десять процентов, что они сделали то, в чём их обвиняют.
— На этот раз твоя математика не сработала.
— Достань мне телефон или ноутбук, и я смогу доказать обратное.
Сумасшедше было то, что даже через слой отрицания, я не слышала в его тоне ничего, кроме уверенной искренности.
Но стоит отметить, что он думал, что борется за свою жизнь. Он сказал бы что угодно, чтобы спасти свою шкуру. И учитывая, что он пожизненный преступник, можно было сделать вывод, что он умеет хорошо врать. Он ведь не мог жить обычной жизнью и на типичный вопрос «эй, чем сегодня занят?» отвечать правду. «О, привет, Билл. Просто расчленяю ножовкой пару тел. Потом, может, возьму китайской еды на вынос. Знаешь, всё как обычно».
Он играл со мной.
Дело закрыто.
И, чёрт, я даже не могла винить его за это.
Возможно, он врал и насчёт цианида.
Это правда, мой отец всегда носил с собой цианид. И да, он был спрятан в чётках. Но это было для ситуаций, когда его словит и будет мучить картель. Наверное, Люк узнал об этом после того, как убил его, когда копался в его личных вещах. Он был почти пугающе наблюдательным; он бы заметил, что одна бусина не блестящая и гладкая, как другие. Вероятно, он просто запомнил эту информацию и бросил мне, чтобы заставить меня задуматься о его заключении и, в итоге, о своей мести.
— Верно. Будто я доверю тебе ноутбук. Человеку, который может сделать оружие из фольги.
— Хоть это и правда, и любой подсоединённый к интернету ноутбук можно превратить в поджигающее устройство, чтобы его активировать понадобится ещё одно устройство. Так что я буду с ним делать? Ударю им тебя по голове? Очнись.
Будучи заключённым, он должен был молить о моей милости, целовать мой зад, пытаясь угодить мне.
Но разве он это делал?
Нет, конечно нет. Потому что мне обязательно должен был достаться дерзкий, надменный, всезнающий заключённый.
— Нет? — спросил он, наблюдая за мной этими глубокими, бездонными глазами, которые, клянусь, будто видели меня насквозь, видели все мои тёмные, усеянные паутиной углы, видели всё, что я хотела скрыть. И я никак не могла понять, почему от этой мысли меня охватывала дрожь не дискомфорта, а предвкушения. — Что ж, сделай себе одолжение, включи ноутбук и проведи быстрый поиск. Тебе действительно не понадобится много времени, чтобы вернуться обратно ко мне. За настоящими ответами. Я могу заполнить много пробелов.
— Потому что я должна доверять всему, что ты говоришь. Прямо сейчас ты сделаешь всё, чтобы спасти свой зад.
— Разве? — спросил он, его губы еле заметно изогнулись. — Знаешь, в прошлый раз ты убежала отсюда в такой истерике, что забыла убедиться, что я выбросил фольгу. Но как ты видишь, — сказал он, махая рукой в сторону пола за пределами его клетки, где явно была видна фольга, — я всё равно её выбросил.
— Возможно, это часть твоего большого плана, — проворчала я. Я проигрывала спор и знала это.
— Верно, ведь я мог точно предсказать, как пойдёт этот разговор. Должно быть, я чёртов гений.
Честно говоря, я начинала думать, что это может быть так.
И это немного ужасало.
Я могла справиться с каким-нибудь никчёмным отморозком или безмозглым качком. С таким в своей жизни я сталкивалась часто. Было легко перехитрить того, кто больше думает членом, а не мозгом.
Но Люк, этот неуловимый, смертоносный, устрашающе наблюдательный так называемый каратель был не безмозглым отморозком. На самом деле, он совсем не был отморозком. Немного грубый? Конечно. Может, отчасти крутой? Да, это тоже. Но в плане мозга, я была довольно уверена, что попала не в свою лигу.
Мне это совсем не нравилось.
— Едва ли, — сказала я, драматично закатив глаза. — Ну что же, устраивайся поудобнее, — саркастично предложила я, махая рукой на холодный, твёрдый бетонный пол. — Можем поговорить ещё, когда ты решишь прекратить так умничать.
Я остановилась и подняла фольгу, на случай, если у него был какой-то сложный план использовать свои завязки от капюшона и шнурки и достать её, так как была уверена, что он на это способен. Затем я развернулась и спокойно поднялась по лестнице.
Где быстро начала истерить.
В смысле, чего ещё от меня можно было ожидать?
Всё это взаимодействие было просто... нереальным.
Нереально.
Так я продолжала говорить сама себе, насыпая больше птичьего корма в кормушку Диего на игровой стойке, где он радостно чистил свои перья, готовясь ко сну после того, как разбудил криками округу. Я продолжала говорить себе это, раздеваясь и принимая душ, с таким ощущением, будто весь день был грязью и слизью на каждом дюйме моей кожи, которую мне нужно было теперь так, пока она не станет красной и не слезет.
Я всё ещё пыталась говорить себе это, даже одеваясь в майку и пижамные штаны, садясь на свою кровать и потянувшись к нему.
К своему ноутбуку.
Я не собиралась делать то, что он говорил.
Ни за что, чёрт возьми.
Потому что я знала, кем был мой отец.
Я абсолютно точно собиралась просто проверить погоду, новые истории. Я упустила многое, связанное с интернетом, находясь вдали от цивилизации. Конечно, раньше я им пользовалась. Мой отец не хотел, чтобы я была полным луддитом. Но я пользовалась компьютером всего по пару минут раз в месяц или два.
Я понятия не имела, как он может быть полезен во многих случаях. Я могла заказать продукты онлайн. Я могла застраховать свой дом, не разговаривая больше ни с каким человеком.
Не удивительно, что американцы были так чертовски несчастны. Они никогда не общались друг с другом.
В смысле, ни разу за всю свою жизнь я не ужинала одна, пока не переехала обратно в Штаты. Зачастую мы с отцом даже не были просто вдвоём. Приёмы пищи были коллективный событием. Мы делились богатствами, историями, мудростью, взаимным наслаждением. Это было моё любимое время дня — ужин. Никогда не было важно, что эти люди зачастую понятия не имели, кто мы, они приветствовали нас с открытыми объятиями и сердцами.
Чёрт, несколько месяцев назад я ходила в бар, и люди, которые сидели практически плечом к плечу друг с другом, упорно смотрели в телевизоры впереди.
Никто больше не общался.
Всё стало цифровым.
И хоть это было хорошим способом свести людей, которые никак иначе не узнали бы друг о друге, этого всё равно было мало.
Ничто не могло сравниться с настоящим общением лицом к лицу.
Ещё одна вещь, которой мне не хватало из прошлой жизни.
Но я привыкну.
Если кочевой образ жизни чему-то и учит, то это тому, как безболезненно переходить из одной крайности в другую, принимать вещи такими, какими они на тебя валятся.
От этого я тяжело выдохнула, качая головой.
Если я верила в это, верила, что если к тебе что-то приходит, ты должен принимать всё как данность, почему мне так не хотелось открывать новое окно и искать то, что подталкивал меня читать Люк?