А потом набрался наглости заявить, что мне это понравилось.
Не понравилось.
Любая реакция, которую я чувствовала, была вызвана инстинктом самосохранения. Я была практически пленницей. Человеческое тело делает всё возможное, чтобы защитить себя. Мимолётное удовольствие, которое Роман вызвал во мне, было не более чем химической реакцией.
Это не имело никакого отношения к моему разуму. Или к моему сердцу. Роман Тургенев не мог обладать ни тем, ни другим.
Но я всё ещё была его пленницей, а это означало, что у меня не было другого выбора, кроме как последовать за Константином, когда он появился, чтобы сопроводить меня на ужин. Я ожидала, что вернусь в зал для завтраков. Вместо этого он провёл меня в просторные апартаменты со смелым современным декором. Мы прошли через гостиную и библиотеку с книжными полками от пола до потолка, прежде чем попасть в небольшую столовую, где был накрыт стол на двоих.
Роман поднялся с одного из стульев, его мощное тело было облачено в брюки от костюма и ещё одну накрахмаленную белую рубашку. Но он был без пиджака, и две верхние пуговицы его рубашки были расстёгнуты, открывая гладкую загорелую кожу.
Я резко подняла взгляд, когда он обошёл стол и отодвинул мой стул.
— Мне нравится это платье, милая.
Я прикусила язык, чтобы не сказать ему, что мне всё равно, что он думает о моём черном коктейльном платье. Но он ожидал какой-то реакции, поэтому я спросила:
— Откуда ты знаешь мой размер?
Он вернулся на своё место и развернул салфетку.
— Всю эту информацию прислал твой отец.
— Он не мог прислать мою настоящую одежду?
Роман приподнял бровь.
— И это не вызвало бы у тебя подозрений?
Юлия принесла две тарелки, избавив меня от необходимости признавать его правоту. Она поставила их перед нами и отступила на шаг.
— Что-нибудь ещё, сэр?
— Нет, спасибо. И, пожалуйста, передай остальным, чтобы нас с Екатериной не беспокоили.
Когда она ушла, мой пульс участился, а Роман откупорил бутылку вина.
— Водки нет? — спросила я, чтобы успокоить нервы.
— Вино русское.
Как и еда. Стол ломился от закусок — разновидностей закусочных блюд, которые любят русские во всём мире. Всего было понемногу, от икры и сельди до перепелиных яиц и маринованных грибов.
— Выглядит потрясающе, — пробормотала я.
Он испытующе посмотрел на меня.
— Ты ценишь русскую кухню, но отказываешься говорить на этом языке.
Мои щёки вспыхнули, и я пригубила вино, чтобы выиграть время на обдумывание ответа. Я должна была догадаться, что он обратит на меня внимание, на моё использование английского, после того как приказал мне этого не делать. Вино было охлаждённым и восхитительным, и я осушила половину бокала, прежде чем поставить его на стол.
— Когда я говорю на нём, у меня появляется акцент. А дома мой отец предпочитал английский.
Роман что-то проворчал, накладывая мне на тарелку самые большие и аппетитные порции.
— Он пытался стереть твоё наследие.
— Всё было не так, — сказала я, когда Роман снова наполнил мой бокал. — Он верил в американскую мечту. Но у всей этой идеи со смешиванием есть тёмная сторона, о которой никто не говорит. Вписаться сюда – значит стать однородным. Большинство великих американских героев на протяжении всей истории были иммигрантами, и люди даже не осознают этого, потому что они так искренне приняли эту коллективную идентичность, что люди забыли, откуда они родом. Поступая так, ты что-то приобретаешь, но и теряешь тоже.
Пока я говорила, Роман перестал наливать и теперь наблюдал за мной с непроницаемым выражением лица.
— Похоже, ты была права, что сменила специальность на политику, — произнёс он наконец.
Подождите. Он знал об этом?
Ну, конечно, он знал.
— Брайан сказал, что ты был моим телохранителем, пока я училась в Колумбийском университете.
— Мой бизнес – это информация.
Это был не ответ.
— Нечто подобное ИТ (информационные технологии)? — почему-то я не представляла его за монитором компьютера.
— Что-то вроде этого. — Он указал на мою тарелку. — Ешь, душенька.
Памятуя о том, чем всё закончилось в прошлый раз, когда я отказалась есть по его заказу, я намазала копченую селедку на кусочек бородинского хлеба и откусила. Смесь ржаного хлеба и сладкого лука взорвалась у меня на языке, и я невольно застонала.
— Боже мой, это так вкусно.
Внезапно я почувствовала зверский голод и откусила ещё кусочек. Затем ещё. Через несколько минут я съела всё блюдо целиком и поднесла салфетку ко рту.
И в процессе поймала взгляд Романа.
Его взгляд был прикован к моим губам, а пальцы так крепко сжимали ножку бокала, что он чуть не сломал её.
Я сглотнула, когда в моём животе, казалось, поселилось облако бабочек.
Казалось, он пришёл в себя. Затем он принялся за еду, и его голос был хриплым, когда он сказал:
— Тебе нужно есть больше. Ты и так слишком худая.
— Это приказ? — я взяла бокал вина, чтобы запить хлеб и, надеюсь, успокоить свои расшатанные нервы.
Он откусил кусочек и проглотил, а я оторвала взгляд от его загорелой шеи и покрытого щетиной подбородка.
— Русские кормят людей, милая. Кажется, мы ничего не можем с собой поделать.
— Когда ты приехал в Америку?
Его серебристые глаза затуманились, когда Роман допил вино и опустил бокал.
— Некоторое время назад.
Ещё один уклончивый ответ.
— Ты ждёшь, что я буду доверять тебе, но ты ничего не рассказываешь мне о себе.
— Неверно, Катя. Я ожидаю, что ты будешь повиноваться мне.
— Слепое повиновение опасно. — Я склонила голову набок. — Твои люди следуют за тобой просто потому, что ты приказываешь, или потому, что ты внушил им доверие?
Роман откинулся на спинку стула, его поза казалась расслабленной. Но я ни на секунду в это не поверила. В Романе Тургеневе не было ничего случайного. Всё в нём было чётким и безукоризненным, от накрахмаленной рубашки до густых чёрных волос с дразнящим оттенком серебра. Он изучал меня, слегка касаясь губами кончика татуированного пальца, и я боролась с желанием съёжиться под тяжестью его взгляда.
— Что бы ты хотела узнать? — тихо спросил он.
Мои губы приоткрылись, и я произнесла первое, что пришло мне в голову.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать девять.
Недостаточно взрослый, чтобы годиться мне в отцы. По какой-то причине от этой мысли у меня вспыхнули щёки, и я быстро задала другой вопрос, прежде чем он успел это заметить.
— Как вы познакомились с моим отцом?
Роман постучал пальцем по губам.
— Я отвечу на этот вопрос, но не буду вдаваться в подробности. Ты примешь информацию в том виде, в каком я её предоставлю, да?
Я кивнула, моё тело покалывало от вина и возбуждения от того, что я разгадала часть его тайны.
— Твой отец использовал своё политическое влияние, чтобы спасти меня от тюрьмы.
— Что ты….
— Ах-ах, Катя. Никаких дальнейших расспросов.
— Ты не знаешь, что я собиралась спросить, — я фыркнула.
В его глазах вспыхнуло веселье, которое промелькнуло и исчезло так быстро, что я могла бы его не заметить, если бы не ловила каждое его слово.