Поняв, что надо идти, Райерсон тем не менее предпочел дождаться тычка собственным глушителем:
— Ну, че стал. Go. Те, наверху, по-русски понимают?
— No… Нет. Albanians. Это албаншы, — скорчив страдальческую гримасу, прошепелявил майор. Он быстро сообразил, что статус русскоговорящего нынче критерий отбора в живые.
Да хоть бы они вообще русскими были. Нашел дурака.
Русский толкал его к лестнице наверх, и Райерсон, неловко переставляя чужие ноги, молился, чтобы бойцы наверху не среагировали. Однако все обошлось — русский не позволил бойцам даже толком обернуться, из-за спины майора сноровисто прострелив головы всем троим.
Держа Райерсона на прицеле, русский обошел все амбразуры, осматривая местность.
— Есть еще? More?
— Нет, — понял русского Райерсон. — Only… все здесь есть, там нет. Никто.
— За сколько приедут? In car? That time? — ткнул пальцем русский в сторону базы.
— Нет… Не приехать. Не узнать… — майор замешкался, силясь вырвать из памяти то шипящее змеиное слово, которым русские называют connect, и изобразил человека, прислушивающегося к телефонной трубке. — Connect…
— А, нет коннекта, — догадался русский, — связь кирдык. No signal, aгa?
Райерсон поспешно кивнул.
— О'кей, — снова улыбнулся Райерсону русский, поднимаясь, — тогда go, морячок. Very speed. Или fast.
Куда? — задыхаясь от бега по сугробам, панически думал Райерсон. — И зачем?… Все равно пристрелит, зачем я бегу?..
Однако сбавлять темп не решался — попытавшись разок потормозить, он получил очень внятное предупреждение, и его тело зареклось впредь творить такие глупости. Лучше уж умереть на бегу, думал майор, хотя прекрасно знал, что ни от бега, ни от потери крови не умрет: о первом в свое время позаботились инструкторы, а второе — от такого еще никто не умирал, течет уже не так и сильно, не то, что в первые мгновенья, от силы пару унций в минуту. Когда дорога осталась далеко позади, русский перешел на шаг, и Райерсон облегченно принялся заматывать оторванным воротником рубашки место, где несколько минут назад был указательный палец. Кровь капала на и без того багряный от восходящего солнца снег и потому казалась чем-то излишним и безобидным.
Оглядевшись, Райерсон понял, куда его так целеустремленно гонит русский — они явно направлялись в сторону кладбища, виднеющегося меж покрытыми снегом березами.
Перед самой оградой русский остановился и присел на высокой заструге, указав Райерсону жестом встать перед ним.
— Пора поговорить, морячок.
— Я флуфаю.
— Ты ведь не простой морячок, правильно? Обожди. Слышь, как там тебя, Марк, я тебя не буду спрашивать, как быка — хочешь жить или нет. Я понимаю, что ты не бык, что ты серьезный парень. Жизнь я тебе не предлагаю, ты получаешь жизнь бесплатно. Я предлагаю тебе сделку. Дил. Ты понимаешь, что я говорю?
— Да. Ты хочеф, перфый: не убифать ми, фторой: фделать фделку. Ефли я не хочу, я… — Райерсон изобразил всемирно понятный жест римских цезарей.
— Точно, Марк.
— Ефли хочу?
— Если ты захочешь, то станешь богатым. Rich. Ты будешь rich. He средне богатым, понял, Марк? No middle, Марк. High. Ферш… тьфу, сука. Андерстент?
— Да. Но как? Какое время?
— Сейчас.
— Фейфаф?! — изумился Райерсон.
— Фифаф, — передразнил его русский, запустив свободную руку куда-то глубоко под одежду, — где-то были у меня тут штучки… Где-то были… такие штучки, от которых ты, Марк, паром щас обоссышься… Ага.
Не спуская с майора ствола, русский вытащил тряпицу и принялся разворачивать ее на колене:
— Вот, смотри.
Приглядевшись, Райерсон обомлел: в грязной тряпке громоздилась кучка длинных зеленых шпал, заостренных с одного конца. При изменении угла зрения шпалы поочередно вспыхивали глубоким травяным, и им не мешал даже красный тон рассвета, благородная зелень легко перешибала его.
— Ты знаешь, что это. Да, Марк?
Райерсон судорожно кивнул, чувствуя, как его неприятности перестают быть катастрофой и становятся тем, чем они, собственно, и являются — просто трудностями. Тяжелыми, очень тяжелыми, но преодолимыми. Любую трудность можно преодолеть, если знаешь, зачем тебе это. Если есть смысл. В этих зеленых палочках сконцентрирован новый смысл, которому вполне по плечу заменить прошлый.
Да. Вот это другое дело… Пусть Контора меня кинула (теперь язык Райерсона легко повернулся, признавая текущие факты), пусть я стою перед невесть откуда взявшимся врагом, который пять минут назад отхватил мне палец, но… Это не плохо. Черт возьми, это совсем не плохо! Это, похоже, как раз то, что называют «бинго».