— Вижу, поняли. Какие мысли, братва?
Сразу несколько человек мельком глянули на примостившегося с краю круглоголового невысокого парня, которому можно было дать и тридцать, и полтинник. Ахмет постарался опередить, оставляя инициативу за собой:
— Солома, народ на тебя косится. Скажи.
— Ну-к, че тут скажешь. Ты как отзываешься, друг-товарищ?
— Ахметом. Слыхал?
— А должен был? — усмехнулся Солома, — да так, краем уха. Че-то говорили, кто медь таскал.
Повисла пауза. Оба старших сидели, словно забыв об имеющем место базаре, углубясь в какие-то воспоминания.
— Ахмет, значит. Минный человек. Ты вот че, Ахмет. Пока мы тут все до кучки собранные, ты объяви свой интерес. Зачем ты пришел, черта этого привел, зачем заставил его все это рассказывать. И как под раздачу не попал, тоже поясни.
— Тебе сдается, что эта мартышка вам тут по ушам проехала?
— Обожжи, Ахмет. Проехала, не проехала — дело шашнацатое, ответь, что спрашиваю.
— Спрашиваешь? — прищурился гость, однозначно заставляя либо уточнить, либо настаивать.
— Интересуюсь, — поправился Солома.
— Тады другое дело, брат, — резиново улыбнулся гость, — я вернулся, и увидел здесь морг. Повезло, увел Аллах за день до того. С раздачей ясность?
— Вроде как.
— В каком роте?
— Да. Ясность.
— Ништяк. Я ушел снова. Были еще дела. Вы как раз после меня подошли.
— Ты объявляешь, что это твое? — мгновенно подобравшись, Солома коротко махнул рукой вокруг.
— Мы решим это.
— Ты объявил или нет? — Солома напрягся уже до ножей.
— Смотри, Солома, — миролюбиво ответил Ахмет, — мы можем решать этот вопрос сейчас, а завтра зачистят Пыштым. Я пришел, чтоб этого не было. Предлагаю сперва разобраться с этим головняком, а потом решать остальные вопросы. Чтоб было понятно, я не очень рассчитываю жить дальше. Мне надо их крови.
— Зачем тогда намекаешь, что я в твоем сижу?
— Это по справедливости. Я че, лашкамой тут, кочумать? Кирюха из моего Дома вышел. На раскрутку мой патрон брал, колхозников я ему слил.
— Что, и очевидцы есть? Обосновать можешь? — продолжал буровить Солома.
Но от этой, отдающей гнильцой подачи, по мужикам пронесся легкий гул неодобрения. На самом деле, какие еще очевидцы, когда они сами, задыхаясь, вытаскивали их отсюда крючьями.
— Обсмеешься — есть. Пацан, что при столовке базарной шнурковал. Колхозник, у которого Кирюха брал бациллу. Не горячись, Солома. Я не сказал — дай. Мы люди, и поэтому, как людям положено, сядем и поговорим, когда это будет надо. Сейчас как брата прошу — отложи этот вопрос.
Мужики поддержали уже открыто:
— Да, Солома! Нехай мужик скажет! Потом разберемся!
— Ништяк. Раз опчество так считает. Чего конкретно ты хочешь?
— Я конкретно — пива с воблой, — поняв, что нормальный разговор кончился, резко ответил Ахмет, начиная давать ход сжатой до предела злобе, — ты че, братишка, рамсы заплел? Сядь! Ты не запарил, чему людское учит? Ты слыхал, что педрила излагает: Пыштым почистят не сегодня-завтра! Или тебе хозяйки в кенты годятся? Твоих людей мочить налаживаются, а ты с меня тут интересуешься — «че я конкретно хочу»?! С тебя я, падаль, потроха твоего сучьего хочу! — процедил Ахмет, вскакивая и вынимая кухарь.
Ручка словно пронзила все тело током — Ахмет изумленно наблюдал, как плавно летит в воздухе крохотная капелька слюны, вылетевшая из его рта; звуки пропали, остался лишь скрип, слышанный им на озере, когда вокруг него, разрывающего слабое человеческое тепло рыбаков, сновали серые тени.
Эйе. Эйе пришли, — отчужденно подумал Ахмет, зачарованно глядя на все еще парящую капельку. Капелька, содрогаясь и медленно крутясь, начала загибать траекторию, опускаясь на бушлат Соломы, медленно тянущего руку к поясу. — Какая она, оказывается, прозрачная.
Эйе облетели весь подвал, пронизывая замершие тела людей, кружась и отскакивая друг от друга.
Почему вас так много? Вас же девять? — подумал Ахмет и чуть не рассмеялся — эйе не надо ни о чем спрашивать, они все равно не ответят. Достаточно захотеть знать — и знание тотчас само подворачивается под руку, остается только ощутить его всем телом; а если хочется его сохранить и знать потом человеческим, нужно только отделить от целого кусочек, самый похожий на целое, такой, какой может поместиться в маленькой и медленной голове.
Просто стало больше камней, и я могу удержать в них эйе. Значит, камней стало больше поэтому? Ого, да он, сучонок, стрелять в меня собрался.