26
Сережик не уставал поражаться Старому — то, чего Ахмет добивался от людей, просто разговаривая с ними, было выше его понимания. При взгляде со стороны казалось, что перед Старым все размягчается и плывет, послушно принимая ту форму, которую Старый пожелал в самом начале. То, что растапливает перед ним жесткую и колючую шкуру Мира, напоминало молодому ветер над сходящим с озера льдом. Вроде бы слабый, он в считаные минуты разворачивает и гонит куда-то иссиня-серые многотонные льдины, глядя на которые всем животом чувствуешь их сырую неповоротливую тяжесть.
И сегодня произошло все то же самое, что и всегда. Мужики, только что, казалось бы, готовые ясно и коротко послать Старого с его сумасшедшими планами, как-то все и враз переобулись — вопрос «а нам это надо?» тихонько растворился в воздухе, словно его и не было. Вместо него всплыли совсем другие вопросы — «а как это сделать» и «как не сложить головы впустую», и на этих вопросах мужики уперлись.
Проснулся Сережик от холода, пробравшегося в рукава и превратившего кисти рук в бесчувственные деревяшки. Организм дисциплинированно козырнул и отчитался: глубокая ночь, но до рассвета часа четыре, можно еще поспать; опасности нет ни рядом, ни поблизости; в комнате кто-то свой, и пора бы отлить. Отлепив потные шмотки от мгновенно остывшего кресла, Сережик поднялся. Все разошлись, только Сытый подкидывает в прогоревшую печку дрова.
— Фу, накурили, вонищща… — дергаясь от морозной дрожи, сотрясающей еще не проснувшееся тело, Сережик подсел к печке, — Сытый, че не разбудили-то?
— Старый не велел. Сказал, типа кто сегодня жизнь отнимал, то если уснет — будить нельзя, «там» типа кто-то обидится или еще че-то. То ли шутит, то ли хуй знает… Это че он, всегда так?
— Да сколько знаю, всегда, — через зевок ответил Сережик, пытаясь нашарить вытянутыми к печке ладонями хоть немного тепла, — у него никто никогда не знал, шутит он или сурьезно… Ну, че там мужики, как дышут?
— На том сошлись, что он сам, один, идет и приводит оттуда одного ихнего военного. Желательно, чтоб начальничка хоть какого.
— Эт зачем? — фыркнул Серега.
— Ну, чтоб поколоть его принародно да все проверить, раз нонешние двое ниче толком сказать не могут. Да это так все, отмазон. Все это от Токаря идет, он просто ссыт, вот и все. Еще б Губу спросили, идти воевать или все-таки лучше в подвале посидеть… — презрительно скривился Сытый, раскалывая обломок дверного косяка штык-ножом.
— Токарь вроде как не сыкло… — полуутвердительно обронил Серега, инстинктивно устанавливая с Сытым формат подчиненности: тот, кто объясняет свои слова, уже как бы пригинается.
— Ну не сыкло, да. Просто так замечено, что если он в чем-то не шибко уверен, то до последнего тити мнет. Мужики оттого к нему прислушиваются, что с ним-то точно под тапок не залезешь. Но не сыкло, нет. Видал, как он сегодня?
— Да, неплохо отработал, — важно отметил Серега, — троих как самое малое за ним надо считать. Наверно, больше на самом деле. Старый говорил… О, а он сам-то где? Отбился?
— Не, в подвале с этими вожжается.
— Пойду-ка дойду до него…
— Слышь, Серый. Не ходи, ну его.
— А че такое? Не велел?
— Да не… С ним Токарь сначала вниз пошел, сам этих послушать хотел… Как бы от опчества.
— И че?
— Да ниче. Подымается минут через десять, морда как у потерпевшего. Мужики его спрашивают, типа ну че, че там эти поют, а он «идите», говорит, «сами смотрите, кому жрачку не жаль».
— А в карауле кто?
— Губу подняли. Выспался уже.
— Пойду гляну, как он там караулит… — поднялся Сережик, но пройдя по гулкому коридору второго этажа, на лестнице свернул вниз.
Однако вместо истошных воплей, ожидаемых Серегой, стылая тьма подвала встретила его могильным безмолвием. Устав пробираться вдоль стенки, Серега вытащил нож, отколол от ближайшего косяка длинную щепку и шел дальше в ее колеблющемся красноватом свете. Ага, вот они где. Когда до падающей из двери полоски неверно мечущегося света осталось несколько шагов, приглушенный голос Старого попросил свалить и вернуться не раньше чем минут через пятнадцать с хозяйской винтовкой и комплектом снаряги.
— Старый, а на хуя? — удивился было Серега, но ответа не последовало, и юный Хозяин поплелся исполнять поручение.
Вернувшись почти через час — поди-ка собери все в темноте из беспорядочной груды, Серега сначала на ощупь, а потом на глухой голос Старого добрался до дрожащей полоски света и толкнул разбухшую дверь. От вывалившегося из-за двери запаха пареньку показалось, что вместо говна в его кишках очутилось колючее ледяное крошево.