Ничего другого маленький брат не разглядел. А я, получив последний набор картинок, развернулся и в последний момент передумал стрелять, хотя поначалу это казалось логичным. Более того, даже уворачиваться не стал. И не оказал никакого сопротивления, даже когда увидел, как из внезапно расступившегося барьера на меня выпрыгнула неказистая, какая-то изломанная и лишь очень отдаленно похожая на человека тень.
После этого мы с тварью оказались лицом, что называется, к лицу. Она выставила вперед острые когти и со всего размаху приземлилась мне на грудь, опрокинув навзничь и метнувшись зубами к горлу.
Да, это была очевидная глупость – вот так подставляться и не воспользоваться тагором, выстрелив ей в морду или костлявую грудь. Но Ули недостаточно хорошо отсортировал поступившую от Первого информацию и слишком поздно показал, как именно проклятая тварь уходит от выстрелов. Как оказалось, ее реакция настолько превышала мои возможности, что даже при выстреле в упор она успевала не только его увидеть, но и нырнуть в первый же подвернувшийся обрывок барьера.
Она была похожа на муху, которую никак не удается прихлопнуть газетой.
Слишком проворна.
Слишком быстра даже для меня.
Поэтому я дал ей возможность прыгнуть, выронил ставший бесполезным тагор и, плюнув ей в зубастую харю, мгновенно спеленал опешившую гадину руками и ногами. А когда мы грохнулись на пол, и она упрямо потянулась к моему горлу, я отрастил нуррячью морду и вцепился в нее сам. Длинными, почти такими же острыми клыками, на которых к тому же пенилась ядовитая слюна.
Свою ошибку я осознал немного позже, когда понял, что даже моя чешуя не является препятствием для чужих когтей. Хрен знает, из какого материала тварь их вырастила, но они пробивали все. Мою насыщенную металлами чешую, кожу, мышцы. Причем чешую когти срывали буквально влет, словно она была не покрыта напылением из смеси железа, высокоуглеродистой стали и фэйтала.
Зато в глотки друг другу мы вгрызлись практически одновременно. С ревом и воем покатились по испещренному многочисленными царапинами полу, бешено кусаясь и умело орудуя когтями. Тварь была быстра и при этом оказалась ужасающе, просто невероятно сильна. Тощая, нескладная, с выпирающими ребрами и ужасающе торчащими позвонками… но мы боролись почти на равных. Я, как ни старался, так и не смог как следует пропороть когтями ее оказавшуюся воистину каменной кожу, а она, неистово щелкая зубами, так и не сумела как следует порвать мне глотку – работающая на полную катушку нуррячья регенерация мгновенно заживляла раны, останавливала кровотечение, заново наращивала чешую на горле.
Для твари это оказалось неприятным сюрпризом, поэтому вскоре она взбесилась, после чего исцарапала, обслюнявила и стиснула меня в отместку челюстями так, что я всерьез засомневался в своих возможностях.
Но самое скверное заключалось в том, что в действительности у напавшей на меня мерзости была не одна, а сразу две головы. Маленькие, с виду хилые, уродливые, но с на удивление мощными челюстями, которые вцепились мне одновременно и в глотку, и в загривок.
Я этого не ожидал. Честно. Как не ждал, что громадная пиявка присосется ко мне с такой силой. Оторвать ее у меня не получилось. Подмять под себя, к сожалению, тоже. Тварь оказалась слишком ловка. Поэтому борьба шла с переменным успехом, попеременно то в сумеречном, то в верхнем мире, куда мы вываливались с завидной регулярностью, да еще и с печальными последствиями для окружающей нас утвари. В процессе борьбы мы сломали все, что до чего смогли дотянуться. Порушили оставшиеся от кресел деревяшки. Порвали дорогие ковры. Исполосовали не менее дорогие ткани. Разбили парочку сундуков. До желтых искр иссекли когтями каменный пол. Изорвали друг друга так, что смотреть стало страшно. Щедро искупались в крови – своей и чужой. Поэтому очень скоро стали похожи один на другого, да еще и озверели в одинаковой степени.
Единственное, в чем я слегка выигрывал, это в наличии помощников. Как только тварь материализовалась, и мы покатились по полу, на тощих боках монстра с рыком повисло семеро улишшей и разъяренная не на шутку Пакость. Нападение на меня любимого она восприняла как личное оскорбление, поэтому, вцепившись в загривок твари, маленькая нурра старательно отвлекала ее от меня. С бешеной скоростью полосовала ее маленькими коготками, вгрызалась клыками, мешалась. Время от времени заставляла тварь раздраженно порыкивать и разжимать зубы, позволяя мне вдохнуть. А потом улучила момент и, перебравшись повыше, с такой силой вцепилась в чужое ухо, что пиявка не выдержала – запрокинула одну голову и яростно завизжала. Да так громко, что у меня заложило уши, а потолок над нами угрожающе затрещал.