Макса провели к одному из лифтов. Нороков нажал кнопку вызова, и кабина поехала вниз.
— Так что с климат-контролем? — спросил Макс, чтобы нарушить молчание.
— Из-за увеличения объёма промышленных работ повышается температура атмосферы, — ответил Нороков. — Усиливается парниковый эффект. Климат-контроль не справляется, работает в предаварийном режиме. Возможно, скоро вообще накроется, — Нороков невесело усмехнулся. — Тогда мы прочувствуем, что такое настоящие холода.
Кабина остановилась, и Макса вывели в коридор. Пахло изоляцией, машинным маслом и озоном. Макс думал, что окажется на ярусе, где некогда встречался с Седовым, но это было другое место. Он почувствовал, как засосало под ложечкой. «Спокойно, — сказал он себе. — Не паникуй!». Но это было не так-то просто.
Его привели в комнату, похожую на камеру, только больших размеров. Естественно, здесь не было окон — только железные стены, обставленные какими-то приборами. Но больше всего Максу не понравилось стоявшее в центре кресло со свисавшими ремнями на подлокотниках и металлопластиковыми зажимами в изголовье и на уровне лодыжек. От кресла тянулись провода, собранные в толстые жгуты и обёрнутые целлофаном. Такой же целлофан, только потолще, лежал на полу под креслом. В комнате пахло антисептиками и лекарствами.
Нороков нажал какую-то кнопку, и через несколько секунд в комнату вошли двое мужчин и женщина в белых халатах. Они принесли небольшие кейсы.
— Это пациент? — спросил один из мужчин, взглянув на Макса.
Голос у него был тихий и невыразительный — как и лицо с мелкими тонкими чертами.
— Да, док, это он, — подтвердил Нороков.
— Пожалуйста, зафиксируйте, — бросил мужчина конвоирам.
Макса усадили в кресло и пристегнули. Голову закрепили в зажимах.
— Прежде всего, проверим вас на наличие жучков, — сказал Нороков.
— Не поздно ли? — усмехнулся Макс, подумав, не вмонтировали ли в Чрезвычайном Отделе камеру-передатчик в его новые глаза.
Камальев обещал, что он будет абсолютно чист, но когда разведка играла честно?
Врач достал из-под кресла шелестящую ткань и ловко накрыл ею Макса с головы до ног. Некоторое время было слышно, как он возится с приборами, потом Макс ощутил статическое электричество.
— Ну, что? — раздался голос Норокова.
— Всё в порядке, — ответил врач. — Он чист.
— Это точно?
— Абсолютно. Даже с глазами всё в порядке.
— А что с ними могло быть не так? — в голосе полковника прозвучала тревога.
— Они бионические.
— Вот как? Мистер Агранов, как вы это объясните?
— Первый раз об этом слышу.
— Хотите сказать, что не знали о том, что вам вживили имплантаты?
— Это точно? — спросил Макс, изображая недоверие.
— Абсолютно, — ответил врач.
— Можно снять с меня эту штуку?
Ткань зашелестела, поползла, и Макс увидел окружавших его людей и камеру для допросов.
— Итак? — подступил Нороков.
— Я был без сознания, когда федералы подобрали меня. Вероятно, они сделали операцию.
— Как вы думаете, зачем?
— Не имею представления.
Нороков помолчал.
— Ладно, думаю, допрос расставит всё по местам. Он кивнул врачу.
— Начинайте.
— Степень допроса? — спросил тот, открывая свой кейс и перебирая в нём инструменты.
— Седьмая, — ответил Нороков.
Доктор обернулся и пару секунд вопросительно смотрел на него. Максу это совсем не понравилось. Должно быть, седьмая степень была последней. И, скорее всего, могла привести к смерти «пациента». Он вдруг понял, что по спине у него льётся холодный пот.
Спокойно, только без паники! В конце концов, ты можешь ввести себя в транс, даже можешь отключить болевые рецепторы.
А если они это предусмотрели, и их методы не позволяют человеку концентрироваться? Макс наблюдал за тем, как второй мужчина и женщина открыли кейсы и достали из них инструменты, похожие на пистолеты из стекла и металла, только вместо стволов у них были тонкие иглы. Наркотики? Сыворотка правды? Или какой-нибудь состав, заставляющий испытывать адские муки?
— Какой период вас интересует? — спросил первый мужчина Норокова.
— Последние четыре месяца.
— Это очень много.
— Ничего. Приступайте.
— Как знаете, но должен предупредить, что подобная процедура может привести к деструкции личности и необратимым девиациям в работе мозга.
— Это приказ Великого Мастера, — сухо обронил Нороков.
Пожав плечами, доктор достал из кейса два блестящих предмета, один из которых напоминал лазерный скальпель, а другой — щипцы со множеством шветков.
— Начинайте, — доктор кивнул своим помощникам.
Те подошли к Максу и прямо через одежду ввели иглы агрегатов ему в ноги. Макс почувствовал холод, который начал быстро распространяться по телу.
— Время? — сказал доктор.
— Сорок две секунды, — отозвалась женщина, глядя на часы.
— Подготовить запись.
Мужчина направился к одному из стоявших возле стены приборов и начал что-то с ним делать.
— Готово, — сказал он через некоторое время. — Носитель «два-четырнадцать».
— Резервная копия нужна? — доктор обращался к Норокову.
Тот отрицательно покачал головой.
— И никаких виртуалок, — сказал он. — А также онлайновых предпросмотров. И защитите файл от перезаписи.
— Всё ясно, Серёжа? — доктор повернулся к помощнику.
— Да, Дмитрий Александрович, — отозвался тот, колдуя над клавиатурой.
— Время? — врач обратился к женщине.
— Можно, — кивнула та.
Доктор подошёл к Максу и постучал костяшками пальцев по его груди.
— Чувствуете что-нибудь?
— Нет, — ответил Макс.
— Какие ощущения?
— Словно меня заморозили.
Доктор удовлетворённо кивнул.
— Хорошо. Подготовьте, — добавил он, обращаясь к помощнице.
Та ловко расстегнула одежду на груди и животе Макса и протёрла кожу тампоном с антисептиком. Доктор включил лазерный скальпель и одним точным движением сделал на животе Макса вертикальный разрез. Толчками полилась кровь. Макс невольно закричал, хоть и не чувствовал боли.
— Спокойно, это не опасно, — проговорил врач, щипцами раздвигая края разреза. — Давайте шунт, — сказал он женщине.
Та вынула из кейса и протянула ему металлическую капсулу размером с жёлудь. Доктор ловко вложил её в разрез и, поменяв режим скальпеля, наложил швы. Помощница смыла кровь и нанесла из пульверизатора на рубец гелевый состав.
— Этот шунт отключает часть мозговых функций, — сказал врач, убирая инструменты и поглядывая на Макса. — Вы не сможете лгать, увиливать, давать неполные ответы. Словом, будете говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, — он повернулся к помощнику. — Серёжа, включай.
Тот кивнул и нажал несколько кнопок.
— Загрузка, программа запущена.
Глава 22
У Макса перед глазами всё поплыло, в ушах словно выросли комья ваты. Сквозь туман он видел, как к нему приблизился Нороков. Его лицо висело прямо напротив.
— Он готов? — голос доносился издалека, слова едва можно было разобрать.
Врач что-то ответил, потом в голове прояснилось, звуки стали громче.
— Ну, что, Серёжа? Можно? Точно? Хорошо, тогда приступай.
Что-то тихо зажужжало, и на голову Макса опустилось нечто вроде шлема с очками. Перед глазами замелькали какие-то символы и схемы, резиновая оправа выдвинулась внутрь шлема и плотно прижалась к коже. Макс почувствовал, как под веки лезут какие-то тонкие провода, оплетая глазные яблоки подобием сетки. Вероятно, это были нейродетекторы, сопрягающиеся с глазными нервами и, таким образом, получающие связь с мозгом. Ощущения были неприятные, но не очень болезненные — наверное, введённая анестезия притупляла все рецепторы. Макс почувствовал, как по его сознанию кто-то шарит. Это напоминало сеанс с мэтром Косовски. Тогда у него получилось помешать духовному отцу узнать его секреты, но сейчас ему отключили центры, отвечающие за ложь. Значит, очень скоро республиканцы узнают, что он — агент Чрезвычайного Отдела. Неужели Камальев не предвидел такой возможности? Не знал, что у мятежников есть подобные препараты? Макс чувствовал, как прибор подбирается к его подсознанию, к центру памяти. Его охватила паника.