— Товарищ Кастро, можно попросить вас сообщить нашему руководству страны, что карате это и в самом деле оружие революции? — с надеждой спросил я. — Мы сейчас решаем организационные вопросы, чтобы участвовать в чемпионате мира в Париже. Так вот, ваша поддержка бы не помешала.
Генерал из КГБ набычился на меня, но промолчал. Я услышал явственный стон Павлова:
— Что он несет?
Но отступать некуда. Я ждал ответа Кастро с отчаянием обреченного.
Брат Фиделя выслушал Хорхе, внимательно посмотрел на меня и широко улыбнулся. Быстро что-то сказал по-испански, похлопал меня по плечу, засмеялся и пошел дальше.
На этом процедура закончилась. Рауль быстро переговорил с нашим генералом КГБ, чьей фамилии я так и не узнал. Тот уже забыл обо мне. Казалось, инцидент исчерпан. Затем высокие гости быстро умотали по делам.
Павлов подошел ко мне и схватил за локоть. Он весь побагровел от негодования.
— Ты что такое устроил, чтоб тебя черти сожрали с потрохами? Совсем сдурел, что ли? Я на тебя такую докладную накатал, ты не то что за границу, даже в нужник выйти не сможешь без разрешения.
Я посмотрел ему на точку на толстой поросячьей шее, под кадыком. С удовольствием подумал, что мог бы одним ударом вогнать кадык в позвоночник. И навсегда заткнуть этого жирного борова.
Но не стал нервничать. Промолчал. Спокойствие, только спокойствие.
Больше мне никто ничего не сказал. Только Морозов покрутил пальцем у виска и спросил:
— Оно тебе надо было? Тебя теперь вообще за границу не пустят. Эх, Витя, молодо-зелено. Дурак ты, хоть и талантливый.
Мы пообедали на веранде вместе с учениками, покушали великолепный кремовый торт и тоже отчалили в аэропорт. Альваро и другие каратисты сердечно обняли меня.
— Мы тебя не забудем, друг, — сказал Альваро. — Если приедем в Москву, я навещу твою школу, чтобы посмотреть на твоих учеников.
Я оставил ему номер телефона и адрес общаги, а еще и контакты моей школы на стадионе «Динамо». Вскоре подъехал автобус, отвез нас в гостиницу. Мы собрали вещи и уехали в аэропорт.
Командировка в Кубу закончилась. Мы погрузились в тот же самолет Ил-62, причем я проспал почти всю дорогу. Просыпался только, чтобы покушать.
Во время пересадки в Рабате в Марокко тоже спал. Фролов дрых вместе со мной, а Морозов злился, он вообще не мог заснуть. На подлете к Москве разбудил нас, вылив на головы стакан с водой.
Да, действительно, хватит уже храпеть. Я смотрел в заиндевевшее окошко самолета. Видел снаружи только серые облака. Земля где-то далеко внизу. Время уже вечернее, солнце спряталось за горизонтом.
Думал, как быть дальше. О том, можно ли теперь рассчитывать на хороший отзыв от кубинцев?
Для того чтобы легализовать наконец наше карате, я пошел на отчаянные меры. Как говорится, ва-банк. И, похоже, проиграл. Вчистую.
Также проигрывает азартный игрок, поставивший весь свой выигрыш на кон. И вот теперь он возвращается домой и понимает, что все кончено.
Да, все началось еще не успел я вернуться. Уже на пограничном контроле меня отвели в сторонку от остальных наших.
Завели в небольшую комнату с маленьким зарешеченным окошком и выбеленными толстыми бетонными стенами. Внутри только стол и два стула, прикрученные к полу.
Вошли двое военных, давай меня допрашивать. Почему я попросил Кастро о поддержке карате?
Что я имел ввиду, говоря, что это оружие революции? Были ли у меня какие-то еще умыслы? Тайные и неизвестные посторонним. Самое главное, кто меня подговорил сделать так?
Может быть, японец, с которым я часто встречался на Кубе? Или старик китаец? С кем еще я там встречался? Какие еще задания получил? И все такое же. И в подобном же духе.
Я не раскололся. Твердил нет на все вопросы. Наконец, меня отпустили. Предупредили, чтобы я никуда не уезжал из города. И что со мной еще свяжутся, чтобы снова поговорить. В очень скором времени.
Я вышел из аэропорта и увидел, что никого не осталось. А на небе уже разгорается заря. Оказывается, я провел в этой комнате пять часов. Всю ночь. Хорошо, что выспался и поужинал в самолете.
Поймал такси и отправился домой в общагу. Ощущение, будто вывалялся в бочке с дерьмом.
Вся поездка псу под хвост. Теперь и в самом деле могут оборвать все концы. Ладно, плевать. Я осознавал, на что иду. Не ребенок, в конце концов.
Не получилось. Рауль Кастро, само собой, не обратил внимания на просьбу такого мелкого человечка, как я. Пропустил мимо ушей.