<p>
Он махнул рукой в сторону молодого и стройного человека в кофейно-коричневом комбинезоне, который стоял рядом с пультом опрессовки люка.</p>
<p>
- Старший лейтенант Беланов, - улыбнувшись, отрекомендовался тот. У Беланова были коротко стриженные светлые волосы и глубоко посаженные глаза серо-стального цвета. – Инженер отделения систем жизнеобеспечения.</p>
<p>
- Очень приятно, - Лахов кивнул. - Ну что, ребята, начнем посадку в корабль?</p>
<p>
- Сейчас начнем, - Петровин перегнулся через перила лестницы. - Артур Семенович, ты где там застрял?</p>
<p>
С нижней площадки стапеля по металлическим ступенькам быстро поднялся высокий, лет сорока пяти мужчина в белом халате.</p>
<p>
- Документацию готовил, - сказал он и повернулся к космонавтам:</p>
<p>
- Здравствуйте, товарищи!</p>
<p>
- Руководитель группы систем жизнеобеспечения от конструкторского бюро Симонов Артур Семенович, - представил его Петровин. - Артур Семенович начиная с мая заменяет Амирханяна.</p>
<p>
- Рад познакомиться, - Лахов пожал руку Симонова. - А что же Армен Суренович?</p>
<p>
- Армен Суренович теперь заместитель главного конструктора по испытаниям. Наш главный босс, - ответил Симонов, смешно пошевелив седыми густыми бровями. – А в перспективе, говорят, будет директором завода…</p>
<p>
- Вот это здорово! – обрадовался Лахов и повернулся к Петровину. - Растут наши люди, Сергей Николаевич? А ты мне голову дембелем морочишь!</p>
<p>
- Ладно, уговорил, - подполковник рассмеялся. - Пока ты летаешь, я на дембель не ухожу. Идет?</p>
<p>
- По рукам, - лицо Лахова расцвело довольной улыбкой. - Полезли в корабль!</p>
<p>
Существовала строгая последовательность посадки экипажа внутрь корабля. Сначала в спускаемый аппарат через орбитальный отсек на левое кресло усаживали бортинженера, затем на правое – космонавта-исследователя, и только потом, последним, в центральное кресло садился командир корабля. В этом полете слева от Лахова расположился Моуманд, а справа - Валерий Полинов.</p>
<p>
- Так, мужики, давайте с вами кое о чем условимся, - проникновенно начал Лахов, когда с наземной командой они уже простились, и посадочный люк в верхней части спускаемого аппарата был закрыт. - Я понимаю, что этот старт у вас обоих первый, эмоции бьют через край... Но, пожалуйста, после старта, когда ракета пойдет вверх, не кричите «поехали» или что-нибудь в этом роде, ладно? Ну, уж если совсем невмоготу будет, то потише, договорились?</p>
<p>
Полинов и Моуманд молча кивнули. Лица обоих будущих космонавтов немного побледнели: теперь, когда входной люк закрылся, и они остались в корабле одни со своим командиром, оба окончательно осознали, что все происходящее – это уже не тренировка. Не пройдет и двух часов, как тысячи тонн металла и топлива под ними придут в движение и устремятся вверх, в космос.</p>
<p>
Эта пара часов перед стартом тянулась для экипажа мучительно долго. Они проверили связь и работу бортовых систем, поговорили с главами советской и афганской правительственных делегаций и товарищами по отряду космонавтов. Потом Моуманд зачитал обращение к жителям Афганистана, а Лахов - заявление от имени советско-афганского экипажа о готовности к космическому полету. Несмотря на то, что они, все трое, почти безостановочно разговаривали и шутили, Лахов почти физически ощущал, что эмоциональное напряжение в кабине корабля постепенно нарастает.</p>
<p>
И когда оператор стартовой команды закончил обратный отсчет времени и внизу, где-то глубоко под спинками их кресел, глухо зарокотали ракетные двигатели, напряжение выплеснулось через край и все трое в один голос, на всю мощь своих легких заорали в микрофоны гермошлемов единственное и самое подходящее для этого момента слово:</p>
<p>
- Поехали!</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
10.</p>
<p>
30 августа 1988 года.</p>
<p>
Космодром Байконур, вторая площадка.</p>
<p>
</p>
<p>
С утра Макарьева вызвали в штаб полигона. Два подполковника и майор, срочно прилетевшие из Москвы, в течение почти четырех часов допрашивали его, стараясь из ответов лейтенанта построить целостную картину событий вчерашней ночи и утра. И Антон уже в четвертый или пятый раз со всеми подробностями и с указанием малейших деталей рассказывал московским контрразведчикам о своей схватке с нарушителями около периметра стартового комплекса.</p>
<p>
Внешне их беседа мало походила на допрос. Они вчетвером сидели в довольно уютной комнате, с мягкими диванами и кондиционером, пили растворимый бразильский кофе с овсяным печеньем и вели свободный и, казалось бы, совершенно непринужденный разговор обо всем, что произошло на второй площадке космодрома в ночь с воскресенья на понедельник.</p>
<p>
Судя по темным кругам под глазами и немного осунувшимся лицам, троица из Москвы тоже не сомкнула глаз нынешней ночью. И хотя пара чашек кофе немного взбодрила и офицеров - контрразведчиков, и Антона, усталость отступила только на время. К концу четвертого часа допроса Макарьев вымотался до предела. Вчерашняя бессонная ночь в степи, целый день бесконечных расспросов сначала в штабе части на второй площадке, а потом в особом отделе в Ленинске, новые расспросы сегодня утром – все это слилось в его сознании в бесцветную туманную полосу, в которой растворились лица и фигуры людей, и только гулко, словно из пустоты, звучали голоса, задающие все новые и новые вопросы.</p>
<p>
Странно, но, несмотря на это полуобморочное состояние, Макарьев отчетливо понимал, о чем его спрашивают, и давал вполне ясные и логичные ответы. Наверное, какая-то часть его сознания поддалась общей усталости и отключилась, зато другая по-прежнему продолжала бодрствовать и активно работать. Более того, замедленность реакции лейтенанта немного сбивала темп беседы, давала ему возможность хотя бы отчасти обдумывать ответы. И Антон, войдя во вкус, принялся отвечать контрразведчикам нарочито медленно, часто отклоняясь от темы, с кажущейся небрежностью растекаясь по древу, нагромождая несущественные подробности. Но, судя по характеру и формулировке вопросов, московских гостей, кажется, вполне удовлетворяли его ответы.</p>