«Я этого так не могу оставить. Надо сообщить командованию флота. Это мина, заложенная под любые наши средства. Чёрт с ним, с предупреждением! Как только снимут отключение...»
Через четыре часа и двадцать семь минут отключение было снято. Основные системы «Вентрии» вернулись к работе. Другие цвета, помимо красного, окрасили мостик, точно смывая кровавую сцену убийства, восстанавливая жизнь, шум и деятельность. Экраны когитаторов и голосовые модули принялись штамповать доклады о состоянии корабля и статистические данные. Зоны управления неистово загудели.
Ситеро резко подался вперёд из своего кресла и крикнул: – Бриндл, дайте мне двусторонний с «Ультрикс»! Хочу поговорить с капитаном Менделом. И убедитесь, что канал закрытый, дьявол его подери!
– Есть, сэр! – первый помощник принялся жать на соответствующие руны.
Вскоре главный дисплей над капитанским креслом явил бледнокожего старика с резким лицом и в жёстком, точно накрахмаленном, мундире. Он был гладко выбрит, седые волосы намаслены и аккуратно зачёсаны назад. Тёмный шрам, наследство от старой раны, тянулся дорожкой со лба до левого уха. Это и был Мендел, капитан однотипного с «Вентрией» корабля, и Ситеро догадался по его лицу, что старик ждал его вызова. Обычно решительный и бодрый, несмотря на возраст, Мендел выглядел непривычно усталым.
Он не стал произносить формального приветствия, а просто выставил ладонь и объявил: – Прошу, капитан. Если собираешься спросить, что я думаю...
Ситеро оборвал его: – Скажи мне, что твой «Ультрикс» не провёл последние четыре часа в какой-то блокировке, дьявол!
Мендел вздохнул и кивнул: – У нас все основные системы только что вернулись к работе, как и у вас.
– И это всё, что тебе есть сказать? Трона ради, Мендел! Что здесь происходит? У кого-то там снаружи есть коды отключения, которые могут оставить два военных корабля флота совершенно беззащитными, а ты, похоже, ни черта не готов сделать по этому поводу! Да нас уже могли порезать на ленточки! Да что на тебя нашло?!
Мендел глянул в сторону, отдал кому-то приказ на своём мостике и вернулся обратно к беседе: – Ты видел инсигнию, так же как и я, капитан, и нам её показали только потому, что хотели, чтобы мы знали, что никто на нас не напал. Это была любезность. Я не собираюсь начинать задавать вопросы, на которые, если честно, не хочу получить ответы. И, поверь мне, ты тоже не захочешь... Сделай нам обоим одолжение и забудь всё, что произошло.
– Чёрта с два я забуду! Я дойду до командования самого сектора! Последствия...
– Последствия, если подумать, того не стоят, сынок, – оборвал его Мендел. – Полагаю, тебе нравится дышать воздухом так же, как и мне, так что я выскажусь и закончу на этом. Надеюсь, ты считаешь меня хоть чуточку мудрее в силу моего возраста. Брось это дело с концом, капитан. Не упоминай в рапортах. Не записывай ничего в бортжурнал. Если кто-нибудь когда-нибудь тебя спросит, скажи, что это был глюк в скриптах отслеживания состояния корабля. Ничего больше. Вот твоя история, и держись её.
Ситеро знал, что выражение лица выдаёт его отвращение, но уже было ясно, что в желании развивать этот вопрос он одинок. А, как часто бывает права старая истина, один в поле не воин. Ситеро выругался под нос от желания сделать хоть что-то, но уже не настолько твёрдого, чтобы действовать против такой решительной отповеди. Ни Мендел, ни Бриндл, в конце концов, никогда не были глупцами оба.
– А если это случится ещё раз? – спросил он седого капитана. По тону его голоса было ясно, что Ситеро уже смирился с поражением.
– Тогда мы будем сидеть тихо и спокойно ждать, когда всё закончится, – ответил Мендел. – Я работал в системной обороне десятка других миров, капитан, и только раз... Послушай меня, я сомневаюсь, что это повторится, но если вдруг... – Он пожал плечами.
Ситеро кивнул, не очень-то довольный, но уже сдавшийся. – Хорошо, капитан. В таком случае, не буду больше задерживать…
Мендел ответил дружеской полуулыбкой и отключился.
Ситеро ещё долго молча пялился на пустой экран. В последующие дни многочисленные обязанности флотского капитана помогли задвинуть это дело поглубже на задворки памяти. Но он так никогда и не забыл его совсем. Время от времени память подбрасывала изображение черепа и литеры "I", которое вспыхнуло на всех его экранах, и Ситеро принимался размышлять о власти, которую оно представляло, и над вопросами, которые, похоже, никто больше не желал задавать.
Из тех, кому он приказал наблюдать в иллюминаторы, лишь один доложил о чём-то необычном. Два часа и тридцать три минуты после начала блокировки основных систем, Ормонд Гривс, младший техник-артиллерист, приписанный к одной из кормовых плазменных батарей, доложил о короткой вспышке, чиркнувшей по краю тёмного полушария планеты под ними. Было похоже, сказал он, будто что-то – может, небольшое судно, а может, просто космический мусор – на скорости вошло в атмосферу Кьяро. У Гривса было острое зрение – и был он человеком набожным, из чьих уст редко, если вообще когда-нибудь, звучала неправда. Однако его доклад так никогда и не попал в записи корабля.