Конечно, в газетах о налёте в Доме на Набережной ни слова. Но слушок пошел, даже догадываюсь, кто его пустил. «Да, был налёт. И Чижик всех положил из наградного пистолета. Откуда наградной пистолет? А вы фотографии в газетах видели? У этого Чижика орденов — не счесть. И боевые есть. У нас зря боевыми орденами не награждают. Да он и с Брежневым был вась-вась, и со Стельбовым на короткой ноге, вот и стреляет без предупреждения. У него и удостоверение есть, с правом на убийство. Ну нет, не всякого, но диверсанта или бандита — легко. Вы знаете, он ведь целый теплоход спас! Деталей не знаю, но у сестры двоюродный брат на Волге буфетчиком на теплоходе работает, он врать не будет!»
Потому я письмо в папочку положил, в особую, но и только. Нет, не уголовники меня тревожат. Не они.
А кто? Или что?
Заполночь меня вдруг осенило, и я достал из стола чудную вещицу, привезенную из Японии. С виду авторучка, а на самом деле комплексный дозиметр. Хиросима и Нагасаки потихоньку отходят в историю, но не в Японии. На радиофобии капиталисты делают бизнес, и в Японии налажен выпуск гражданских дозиметров, измеряющих различные виды радиации, высчитывающих дозы, подающих сигнал тревоги, и прочая, и прочая. Вот я и купил один. На память.
И вот теперь подумал: а вдруг!
А вдруг у меня в «Дровосеке» (пусть будет Дровосек, это из Баума) давешние обладатели «Юпитера» оставили какую-нибудь радиоактивную закладку. Ну, вдруг!
Понимаю, что чушь, а почему бы и не проверить, если всё равно уснуть не могу.
Оделся, прошел по пустому дому, спустился в гараж.
Дозиметр, как пионер. Всегда готов. Батарейка стоит японская, надолго хватит.
Подошёл к автомобилю. И там посмотрел, и сям — чисто.
Заодно и «Ведьму» с «Панночкой» проверил. Тоже чисто. Естественный фон, и больше ничего.
Я выключил дозиметр. Береги честь смолоду, а батарейку снову.
— Это пустяки, не бойся, — прошелестело за спиной.
Я медленно обернулся.
Николай Васин. Мой персональный призрак. Я его давно не видел, но стоило поволноваться — и он тут как тут.
— Я не боюсь. Не очень боюсь, — поправился я.
— Очень, не очень, а ночью в гараж спустился. Не мог утра подождать?
— Не спится…
— Потому и не спится, что боишься, — наставительно сказал призрак. — И то не беда, если есть опасность, бояться нужно. Беда, что себе не веришь. Ты ведь сам решил, что всё, что риска больше нет — вплоть до следующего противостояния. А теперь сомневаешься. Сколько шахматных партий было проиграно, сколько людей пошли не той дорогой, не реализовали себя, потому что сомневались, не доверяли — себе. А доверяли тем, кому никак не следует. Да вот хоть и ты — в прошлой жизни.
— Что ты знаешь о прошлой жизни?
— Это только для мёртвых. Ну, да между приятелями нечего на это глядеть. Слушай. В прошлой жизни ты стал врачом. Военным врачом. Широкого профиля, на войне это необходимо. Можешь без лишней скромности называть себя замечательным врачом. Из тех, что светя другим, сгорает сам. Вот ты и сгорел. Нет, я не о финале. Сгорел ты раньше. Знаешь, работа сутками напролёт, командировки по всему свету — та ещё кочегарка. А если ты вдруг оказываешься случайно дома — тебя выдергивают из постели в любую минуту: привезли сложного больного. Или важного больного. Поначалу ты даже гордишься своей нужностью. А вот жена не гордится. И вскоре у тебя уже нет жены. Семьи. Друзей тоже нет, есть товарищи по работе, с ними можно выпить, с ними можно перекинуться парой слов в краткие минуты затишья, но это товарищество людей без будущего. Товарищество мертвецов, которые пока не знают, что мертвы, не знают, но чувствуют.
Но работали вы хорошо. Отлично работали: восемьдесят процентов раненых возвращались в строй! Что с ними происходило дальше, госпиталя уже не касалось. Госпиталь свою задачу выполнил.