Девочки работали — как в шахматы играли. Расставляли фигуры так, чтобы держать под контролем ключевые поля. А ключевые поля — это поля, контролирующие денежные потоки. Узнай, кто распоряжается деньгами, не зарабатывает, а именно распоряжается — и ты узнаешь, кто истинный глава семьи ли, фабрики или государства.
А потом приехала Марина Влади, и женский дуумвират превратился в триумвират. У французской актрисы строгое расписание, ей за лето ещё в двух фильмах нужно сняться, и потому она нервничала: все эти «выполним и перевыполним досрочно» она уже слышала, и цену им знала. Говорят (в артистической среде говорят очень много), что она зарекалась сниматься в Советском Союзе, но здесь случай особый: и муж главный режиссёр, и роль интересная, особа царских кровей, и гонорар тоже царский, по советским меркам, разумеется. Видя усилия девочек по наведению порядка, она их одобрила, поддержала, и настоятельно порекомендовала мужу идти правильной дорогой. Если, конечно, он хочет дойти до цели.
И Владимир Семёнович преобразился! Стал собраннее, аккуратнее, а, главное, стал держать дистанцию. А это сложно: ещё вчера брали с ребятами по банке, а сегодня ты главный режиссёр. А они нет.
— Правила поменялись, — сказал Владимир Семёнович. — Кто не понял — я не виноват.
Сказал это он на утренней планёрке, и к обеду все приняли это к сведению. По крайней мере, внешне.
Каборановск встретил съёмочную группу радушно. Да и как иначе, если была проведена предварительная работа? Гостиницу отремонтировали, уже хорошо. Оборудовали два номера «люкс». Гостиничный ресторан стали снабжать по первому разряду, а так как посещали его многие — то многие и оценили перемены. Конечно, наши районные гостиницы это ни разу не «Гранд Отели», но есть водопровод, есть канализация, электричество тоже есть, чего ещё желать советскому киноактёру, человеку неизбалованному?
К тому же и в ресторане их встречали как самых желанных звезд. Порции строго соответствовали меню-раскладке, что объяснялось как кристальной честностью персонала, так и серьёзным разговором с людьми в погонах.
Ещё бы внимания поменьше.
Зеваки осаждали и гостиницу, и места съёмок. Нет, они были почти дисциплинированы, и всегда отходили за линию, которую чертили мелом на асфальте: сюда нельзя, испортите кадр. Но всем очень хотелось увидеть Высоцкого, а уж услышать — так это было бы совсем замечательно. Все, конечно, понимали, что режиссёр не песни поет, а отдаёт распоряжения самым обыкновенным образом, но это не отпугивало: во-первых, самые обыкновенные слова, произнесенные Владимиром Высоцким, становились необыкновенными, и, во-вторых — а вдруг?
С другой стороны, это было и хорошо: зеваки молчали, боясь пропустить хоть слово кумира. А если вдруг кто начинал говорить — его тут же зашикивали. Могли и тумака дать. Легко.
Я наблюдал за всем со стороны. Не совсем зевака, допущен в круг — автор музыки, как-никак. Но ни с кем не сближался, никому не навязывался. Люди работают, и это нужно уважать. Вот если бы ко мне во время ответственной партии стали подходить с приветами и разговорами, разве я бы обрадовался, будь даже это самые расчудесные люди?
А я-то вовсе не расчудесный.
Я приезжал на «Дровосеке», захватив Ми и Фа, мы немножко гуляли, немножко играли, немножко смотрели. Сопровождали нас бабушки, обычно попеременно, то бабушка Ка, то бабушка Ни. Но иногда и вместе. Ничего, помещаются. К машине я привык, машину я оценил. И за проходимость, и за неприметность. Таких машин у нас в области сотни, и, завидя мою, всякий подумает, что в ней не частник, а человек казённый. Мелкий начальник, работающий в совхозе, охотохозяйстве или даже в «Сельхозтехнике». Едет, и пусть себе едет.
Одеваюсь я тоже скромно. Офицерская рубашка защитного цвета, купленная в «военторге». Такой же галстук. Брюки-галифе с кармашком Лестрейда. Армейские прыжковые ботинки, из юфти, мягкие, удобные. В общем, колхозник с претензиями, ударник сельского труда, отслужил в армии срочную, потом сверхсрочную, потом вернулся на село, позвала земля — такую я придумал себе легенду. Для себя придумал, по Станиславскому. А что руки не тракториста, так я в колхозе счетовод.
В Каборановске мы не задерживались. Колесили по проселочным дорогам, заезжая то в рощицу, поискать землянику, то на берег речушки, а то на луг, посмотреть на коров, коз и прочую живность. Детям это полезно. А взрослым ещё полезнее — вспоминать, что там, где кончается асфальт, жизнь только начинается.