Для отстаивания незыблемости своих позиций римская курия умело использовала оружие принуждения и убеждения, прибегая к безотказно действующей политике кнута и пряника. Роль кнута была доверена инквизиции с её трибуналами, тайными тюрьмами и орудиями изощрённых пыток, которые и сегодня поражают воображение в римском музее на улице Тассо. Кроме того, в её услужении была целая армия тайных агентов и осведомителей. Не отставал от инквизиции и орден иезуитов как блюститель чистоты веры и нравов. Это порождало гнетущую атмосферу страха, подозрений и доносительства. Пряником же служило искусство, являвшееся проводником политики и идеологии католицизма. Оно рассматривалось как самое эффективное средство воздействия, помогающее держать массы в страхе и повиновении.
В отличие от аскетической наготы протестантских церквей, лишённых какого-либо декора, католические храмы поражали богатством и блеском художественного убранства, способного доводить верующих до религиозного экстаза и полного забвения всего мирского. Католическая церковь испокон веков являлась главным заказчиком зодчих, ваятелей и живописцев. Её иерархи и теологи разработали целую систему правил и запретов, которые строго регламентировали и направляли творческую деятельность. Одним из авторов такой системы был кардинал Габриэле Палеотти, опубликовавший в 1582 году в Болонье свой объёмистый «Трактат о небесном и земном в живописи» в развитие требований, предъявляемых к искусству Тридентским собором. В них запрещалось изображение обнажённой натуры, исключался малейший намёк на эротику, равно как всё то, что исходило из античной языческой культуры с её любвеобильными богами, нимфами и сатирами. Всему этому не должно было быть места в искусстве. Принято считать Палеотти чуть ли не идеологом так называемого «натурализма», который утверждал, что «картины на священные сюжеты служат религии намного эффективнее, нежели само слово», а потому он поддерживал тех художников, которые при изображении «небесного» и «земного» умели «отделять плевелы от зёрен». Например, таковыми он считал братьев Карраччи. Его взгляды на искусство нашли отражение в ломбардской и болонской школах живописи.
Каждый вновь избранный папа старался прославить себя не только в борьбе с ересью и укреплении веры, но и возведением новых храмов и благоустройством Рима. Например, имевший слабость к науке и получивший блестящее юридическое образование в знаменитом Болонском университете папа Григорий XIII сумел увековечить своё имя во вселенском масштабе, произведя в 1582 году смелую реформу юлианского календаря. Движимый желанием всецело править умами и душами верующих, тщеславный и волевой папа вознамерился подчинить своей власти само время.
К середине века население Рима возросло до ста тысяч. Народ поверил, что чёрная полоса миновала и злой рок оставил в покое многострадальный город. Но прокормить возросшее население было делом непростым, тем более что на смену урожайному году, как правило, приходили засуха и недород. Монтень, посетивший в те годы Италию, писал в своём путевом дневнике, что «земли вокруг Рима большей частью заброшены и не обрабатываются, являя собой грустную картину полного запустения».[15] По дорогам бродили толпы голодных разорившихся крестьян, вынужденных просить подаяние. Нищие и бродяги устремились в город в надежде найти пропитание. Была и беда похлеще, ставшая подлинным бичом для Рима, которая препятствовала нормальному развитию жизни. Сам густо населённый город и его окрестности были наводнены бандитами, которые действовали нагло и безнаказанно. Никто не мог с ними справиться, пока на папском престоле не оказался волевой и решительный Сикст V.
Его избрание явилось для всех полной неожиданностью. Уроженец рыбацкого поселения Гроттаммаре на Адриатике, выходец из крестьян кардинал Перетти честно послужил церкви верой и правдой на посту главного инквизитора Венеции. По поводу его плебейского происхождения в Люксембургском дворце Парижа имеется картина малоизвестного художника Шнеца под любопытным названием «Гадалка, предсказавшая матери Феличе Перетти, что её сын, ныне пасущий свиней, будет папой». Предсказание сбылось, и свинопас, ставший папой, не забыл о своём низком происхождении и вскоре обогатил всех деревенских родичей, возведя их в дворянство и понастроив им в Риме дворцов. Он ничем не отличался от своих предшественников, каждый из которых, едва получив папскую тиару, продолжал политику непотизма, то есть кумовства, эту давно укоренившуюся в Ватикане традицию. Все папские родственники спешили побольше урвать из казны, пока жив понтифик, их благодетель.