Два часа назад из империи примчался лазутчик на взмыленной лошади и доложил, что сангарцы утром снялись со стоянки в ста километрах от границы, начав выдвижение в сторону Баритии. Барон Веденеев немедленно отправил посыльного в гарнизон крепости, расположенной тремя десятками километров севернее, в полной уверенности, что утром подойдут расквартированные там три сотни тяжёлой кавалерии. Ну так, на всякий случай. Слишком уж странные слухи ходят про этих братьев–герцогов. А вот ближе к вечеру следующего дня уже надо будет ожидать противника. Если воины этих мальчишек действительно так хорошо подготовлены, как утверждают лазутчики, то придётся занять жёсткую оборону. И обязательно с утра отправить к порогу парный патруль с луками. Войска там не пройдут, но у противника ведь тоже есть лазутчики. Нечего им на этой стороне реки делать.
А пока можно отведать вина из той бочки, что отдал утром купец, пришедший с караваном из Срединной империи. Цены в последнее время что‑то на глазах растут. Так и увеличенного армейского жалования надолго не хватит — придётся ещё больше с купцов трясти за пропуск через пограничный кордон.
Даже в самых ужасных сновидениях барону Веденееву не могло приснится, что это последнее вино в его жизни…
К мосту через реку, являющуюся пограничной, Сангарская армия вышла задолго до вечерних сумерек — ничем не сдерживаемый темп движения получился даже немного выше расчётного. Отдохнувшие на стоянке откормленные лошади, меняемые каждые двадцать километров, несли всадников и тащили телеги с кибитками отменно быстро. Разведрота, пешим порядком, перевязавшись верёвками, форсировала реку по камням порога, совсем немного выступавших из воды в трёх километрах выше моста, скрытными перебежками достигла погранпункта и окружила его с севера, перекрыв дорогу к отступлению.
— Немногочисленные воины противника к бою готовы не были, — устало доложила младший лейтенант Бахметьева, принявшая на себя командование разведротой после гибели леди Зорицкой. — Наш командир вышла к мосту, как по всем дворянским канонам положено, с белым флагом, дабы предложить противнику почётную сдачу ввиду нашего явного подавляющего преимущества в силах. А их командир… — Гражина опять всхлипнула.
— Не реви! — жёстко одёрнул Кирилл. — Дальше.
— Их командир, слова не сказав, выдернул меч и с криком «Шлюха сангарская» пырнул Ланочку в грудь. Мы взяли их в ножи и дротики за какие‑то секунды, но младшего лейтенанта Зорицкую уже было не спасти — меч вошёл в сердце, — баронесса замолчала, опустив голову.
Герцог посмотрел, как его воины, взвод за взводом, идут размашистой рысью [23], чтобы быстрее оказаться на этом берегу реки и освободить узкий мост для других подразделений.
— Генай побери! — Кириллу от злости хотелось кого‑нибудь прибить. — Ну где в уставе прописаны эти дворянские каноны?! — он почти прокричал вопрос в лицо Чистопрудниковой, но потом все‑таки сбавил голос: — Приказ же был нанести удар сходу.
Взял себя в руки и уже почти спокойно спросил: — Сколько их было?
— Двадцать один конный лучник и двадцать шесть кирасиров в броне. Но все на тот момент пешие, а мы уже подтянулись довольно близко. Забрала шлемов у них были подняты, ножи вошли в глазницы, — доложила Бахметьева.
— Язык? — и, увидев непонимание в глазах баронессы, добавил: — Пленный, пригодный для допроса.
Та только отрицательно покачала головой.
— Ладно, младший лейтенант, иди, принимай роту и… очень тебя прошу, сделайте выводы. Пойми, это уже другая война. Очень не хочется из‑за устаревших ныне порядков терять людей.
Леди Гражина козырнула, чётко повернулась через левое плечо, сделала два строевых шага и только потом, чуть расслабившись, пошла как обычно, успев расслышать «Эх Лана–Ланочка. Какая девочка была… Ну как же ты так неосторожно?»
23