Выбрать главу

— Ага! — отозвался Камиль. — Люди вокруг меня все больше хорошие, а будут еще лучше, если заплатите названную сумму. Да?..

Камиль заметил, что студент после разговора потерял свою показную веселость, шел потерянный, согбенный под тяжестью тюка, и смотрел перед собой сквозным невидящим взглядом. На одном из переходов он поскользнулся на узкой тропе и, упав под откос на камни, сломал ногу. Его груз распределили между оставшимися носильщиками, после чего погонщики приказали двигаться дальше. Через несколько минут Камиль услышал за спиной щелчок, отозвавшийся горным эхом, и невольно оглянулся.

— Смотри под ноги! — угрюмо буркнул в спину шедший следом пожилой чеченец, который недавно говорил о гуманитарной помощи…

Скоро караван прибыл в Чечню. Здесь стало легче: пошли с помощью лошадей, а последние километры проехали на грузовых автомобилях — позволяла дорога. Говорили, что эту дорогу мостили пленные в период между двумя военными кампаниями, и пленных строителей потом уничтожили.

Камиля вернули хозяину.

После «командировки», раздев и осмотрев обессиленного раба, обнаружив у него повышенную температуру, хозяин осуждающе покачал головой, поцокал языком и сделал заключение:

— Вот что значит не свое: совсем тебя не берегли, наверно. Хватит, больше тебя не сдам в аренду, а то сдохнешь!

Поняв, что заболел, Камиль предположил, что, возможно, это и есть избавление от мучений: кому нужен больной раб?

Однако вспомнился случай, когда зимой заболела любимая собака хозяина. Пес таял на глазах: его рвало от любой пищи, он совсем не двигался, а только лежал, дрожа от озноба и лишь изредка открывая глаза. Приглашенный ветеринар сделал собаке укол и, уходя, посоветовал пристрелить животное. Но добрый хозяин не прикончил старого служаку. Он заставил детей кормить его только согретой пищей, продолжая самостоятельно, по рецепту ветеринара, делать раз в сутки уколы. Рядом с больным в этой же конуре приковали здорового пса, чтобы тот грел хворого. Камиль даже сочувствовал всем, кто был вовлечен в эту историю заболевания-лечения, рассуждая, что прав ветеринар, не следует мучить больного ненужными заботами. А пес выздоровел.

Долгое, тягучее воспоминание о вылеченной собаке в конце концов придало Камилю желание жить, а возможное избавление от мучений вдруг испугало до последней клетки организма: нет, он еще успеет умереть! Тем более что самое страшное — зиндан, избиения, унижения постоянным страхом и подавлением человеческого достоинства — все это позади! Ведь так жить, как он живет здесь, в горах, у этого доброго хозяина, вполне можно! И он понял, что с этой минуты он будет стараться, чтобы хозяин не терял веру в выздоровление Камиля, который верой и правдой служил хозяину и не давал повода усомниться в его… в его хороших чувствах ко всему прекрасному семейству, которому он еще пригодится, сделает еще очень много полезной работы, принесет прибыль… Чем он хуже пса-ветерана!

Он поймал себя на мысли, что сейчас даже не думает о возможной свободе, и устыдился своей внутренней мольбы: нет, конечно, он не забыл о воле! Без надежды на свободу никакая подневольная жизнь не нужна, будь она даже сытная и по-своему удобная! Но для того чтобы надежда сбылась, нужно выжить! Все это самооправдание пронеслось в голове быстро, и опять потянулись минуты и часы внутренней мольбы, которая мобилизовывала организм на сопротивление болезни.

Горели огнем внутренности, его выворачивало наизнанку, он худел на глазах. Камиль терял сознание и в бреду повторял все свои мольбы о спасении и уверения в своей будущей полезности.

Семья выходила раба, затратив, как потом объяснили Камилю, много денег на лекарства и на доктора, которого нужно было приглашать из района.

Хозяин улыбался с задумчивой мудростью:

— Эх, Камиль! Если бы ты знал, какие слова говорил, когда бредил!..

— Какие? — робко спрашивал выздоравливающий Камиль, которому опять надели его «погремушку».

Но хозяин вместо ответа только махнул рукой и сказал грустно:

— Неблагодарной свиньей после этого будешь, Камиль… Если убежишь… — он вдруг оживился, лукаво сощурив глаза: — Да, вот что интересно, мусульманин! Почему-то в бреду ты ни разу не вспомнил Аллаха. Кого только ни вспоминал, а его — нет! — хозяин примирительно заулыбался, похлопал Камиля по плечу: — Никакой ты, Камиль, не мусульманин. Одно имя только… Ты никто в этом смысле. Ну, ладно, ладно, мне все равно. Я и сам не без греха. Как у вас говорят: гром не грянет — мужик не перекрестится. Видно, вышел из зиндана — и гром твой за спиной остался… Я верно говорю, Камиль, не спорь! В бреду человек правду говорит. А наяву — притворяется. Даже перед самим собой…