Данила покачал головой, соглашаясь с мыслями Кононова, потом негромко проговорил, словно устал от всего услышанного:
– Ну, благодарствую за беседу, Григорий. Пора и нам на покой, завтра дел будет предостаточно.
День прошел в хлопотах, а следующее утро встретили снова в пути. Хмурые северные тучи несло ветром на запад, выглянуло ласковое солнце, и серая, неуютная степь повеселела, заискрилась серебром обильной переливчатой росы на низкорослом ковыле, на седой полыни и колючих шарах перекати-поля.
Несколько дней выдались теплыми, прогрелась земля, подсохли откосы крутого правобережья Яика, веселее вызванивали колокольчиками верблюды, и люди, скинув дорожные плащи, красовались на конях в ярких разноцветных кафтанах.
За спиной у Рукавкина усатый Пахом мычал какую-то песню, а братья Ерофей и Тарас, обогнав караван на полверсты, неистово гонялись друг за другом, норовя зайти со спины и длинным копьем на скаку снять с головы высокие бараньи шапки. Старший Маркел, гордясь перед караванщиками ловкостью братьев, для важности ворчал:
– Ишь, бес их взъярил. Ну как вместо шапки да голову подденет ненароком. Ищи тогда ее в ковылях!
Миновали в теплые дни Калмыкову крепость, форпост Индерборский. Заметно поредели заросли вдоль Яика, все чаще и чаще ковыльные степи стали сменяться большими плешинами песка, поросшего жесткой полынью и невысокий верблюжьей колючкой. Привычная для россиян зелень встречалась лишь у самого берега реки да по низинам пологих балок, по которым в весеннюю пору со степных равнин сходит в Яик недолгая вешняя вода.
В тот день, когда миновали Индерборский форпост, Григорий, обычно малоразговорчивый, сам подъехал к Даниле и Родиону.
– Кхм, – неожиданно для самарян кашлянул у них за спиной Кононов. – Скоро будет на пути Маринкино городище, а ближе к вечеру войдем в Кулагину крепость.
– Неужто уцелело то городище? – удивился Данила, привстал в стременах, надеясь увидеть впереди на возвышении, где обычно у казаков ставились форпосты, остатки разрушенного поселения. Но до самого горизонта голая пустынная и глазу однообразная местность. Не на чем было остановить взор, кроме как на неспокойной осенней воде Яика. Правда, далеко на востоке, на киргиз-кайсацкой стороне, у берегов озера Индир, виднелись сизые дымки над кочевыми стойбищами.
– Марина Мнишек со своими людьми укрывалась не в казацком городке, а на Медвежьем острове, посреди Яика, – пояснил Кононов и достал из приседельной сумы небольшую глиняную флягу с колодезной водой, зубами выдернул деревянную затычку и сделал несколько жадных булькающих глотков.
– Главным казачьим атаманом в ту пору, сказывали старики, был Баловень, а он водил дружбу с Иваном Заруцким, сердечным дружком той красивой полячки. Ведомо вам, должно быть, что пришла та полячка к нам на Русь вместе с Тушинским вором, вишь ли, захотелось греховоднице поцарствовать на Москве!
– Слух вроде был, что сказнили их, – хмуро проговорил Чучалов, у которого третий день с похмелья раскалывалась голова. Данила предложил глоток водки, но Петр яростно отмахнулся.
– Медвежий остров показался! – закричал впереди каравана Маркел. – Во-он, смотрите! – Потом гикнул лихо и поскакал ближе к реке, на небольшую излучину, которая желтым обрывом выпирала над спокойной ныне гладью реки: день был тихий, солнечный, один из последних, быть может, на этом длинном пути вдоль Яика.
Обогнав медлительных верблюдов, Данила, Родион и Чучалов въехали на этот обрыв. Отсюда хорошо было видно, как вдали Яик раздваивался, обтекая когда-то лесистый, а теперь большей частью голый остров. На острове стояли стога сухого сена и – о диво! – поднимался к небу сизый дым от костра.
Когда подъехали ближе, разглядели, что у стогов сооружены шалаши и с десяток казаков Кулагинского гарнизона, заметив караван, приветливо махали снятыми шапками.
– От киргизцев стерегут сено, – пояснил Погорский присутствие казаков на этом острове.
– Так ведь смирные теперь киргиз-кайсаки, – удивился Родион.
– Смирные, – хмыкнул Федор. – Рыжих и во святых нет, у киргиз-кайсаков и тем более святости немного… перед чужим добром…
Григорий Кононов продолжил разговор о неудавшейся претендентке на звание русской царицы, о жене Лжедмитрия.