— Она не удивилась, что ты тоже уехала?
— Я ей сказала, что мне так захотелось.
— Ты сказала, что я не доверяю Дюку?
— Ну...
— Не важно. У нее было что тебе сказать?
— Не много. Только то, что они остановились здесь, чтобы посмотреть молебен цыган сегодня утром.
— Молебен?
— Ну, эту... религиозную службу.
— В исполнении обычного священника?
— Так сказала Лила.
— Заканчивай завтрак. — Он отодвинул стул. — Я скоро вернусь.
— Но я думала... я думала, тебе будет интересно узнать, что сказал Дюк, его реакцию! В конце концов, для этого ты посылал меня.
— В самом деле? — Боуман казался рассеянным. — Позже.
Он встал и пошел в отель. Девушка озадаченно смотрела ему вслед.
— Высокий, говоришь, крепкого телосложения, очень ловкий?..
Кзерда потер свое избитое, забинтованное лицо, воскрешая в памяти болезненные ощущения, и посмотрел на четырех человек, сидевших у него в кибитке за столом. Это были Эль Брокадор, смуглый молодой человек, с которым Боуман столкнулся на улице, Ференц, Пьер Лакабро и все еще потрясенный и бледный Симон Серл, который пытался потереть болевшие от ударов Боумана места на шее и ноге одновременно.
— Его лицо смуглее твоего, — ответил Эль Брокадор. — И усы.
— Смуглые лица и усы продаются в магазинах. Он не может спрятать основную, характерную, присущую только ему черту — жестокость.
— Я надеюсь очень скоро повстречаться с этим человеком, — сказал Пьер Лакабро. По его тону можно было понять, что он действительно страстно этого хочет.
— Я бы не стал спешить, — сказал Кзерда сухо. — Ты его вообще не видел, Серл?
— Я ничего не видел. Я только почувствовал два удара сзади; нет, второго удара я уже не чувствовал.
— Господи, зачем тебя понесло в патио?
— Я хотел получше рассмотреть этого Дюка де Кройтора. Это ты, Кзерда, разбудил у меня интерес к нему. Мне захотелось услышать его голос. Узнать, с кем он говорит, встречается ли с кем-нибудь, кто...
— Он все время с этой английской девчонкой. Она безвредна.
— Умные люди обычно ведут себя именно так, — сказал Серл.
— Умные люди не действуют так, как ты, — ответил Кзерда мрачно. — Теперь Боуман знает, кто ты такой. Он теперь наверняка знает, что кто-то в кибитке мадам Зигэр очень сильно болен. И — если Дюк де Кройтор действительно является тем человеком, о котором ты думаешь, — он теперь понимает, что ты считаешь его Гэю-зом Стромом, а если это так, ему все это не понравится.
Выражение лица Серла говорило о том, что он придерживается того же мнения.
Кзерда продолжал:
— Боуман — наш единственный шанс. Он должен замолкнуть навеки. Сегодня. Но очень осторожно. Без шума. В результате несчастного случая. Кто знает, какие у него друзья.
— Я сказал тебе, как это можно сделать, — вмешался Эль Брокадор.
— И сегодня удобное время для того. В полдень мы двинемся отсюда. Лакабро, ты единственный из нас, кого Боуман не знает. Пойдешь в отель, где он остановился. Следи за ним. Следуй за ним по пятам. Мы больше не имеем права упустить его.
— С большим удовольствием.
— Никакого насилия, — предупредил Кзерда.
— Конечно нет! — Внезапно Лакабро помрачнел. — Но я не знаю, как он выглядит. Смуглый и крепкого телосложения — таких сотни.
— Если он тот же самый человек, которого описал Эль Брокадор и которого я видел в патио отеля, — сказал Серл, — он будет с девушкой, одетой как цыганка. Молодая, смуглая, хорошенькая, одета в основном в зеленое и золотое, с четырьмя золотыми браслетами на левом запястье.
Когда Боуман вернулся, Сессиль оторвала взгляд от остатков завтрака.
— Ты не торопился, — сказала она.
— Я не шатался без дела. Я делал покупки.
— Что-то я не видела, чтобы ты выходил из отеля.
— Здесь есть боковой выход.
— А сейчас?
— Сейчас у меня есть очень срочное дело.
— Вроде этого — просто сидеть здесь?
— Перед тем как заняться очень срочным делом, я должен в первую очередь заняться еще более срочным, которое как раз и предусматривает то, что я сейчас делаю. Тебе известно, что в городе Арле есть несколько весьма пронырливых китайцев?
— В чем же все-таки дело?
— Пара, сидящая вон там как Ромео и Джульетта. Не смотри туда. Мужчина слишком большой для китайца, лет сорока, хотя всегда очень трудно определить их возраст. Женщина, сидящая рядом с ним, моложе, красивая, евразийка. Оба в темных очках с зеркальными стеклами, чтобы скрыть глаза.
Сессиль подняла чашечку с кофе и безразлично оглядела патио.
— Я их вижу.
— Никогда не верь людям, которые носят такие очки. Кажется, его очень заинтересовал ле Гран Дюк.
— Он такой же большой.
— Вполне возможно. — Боуман задумчиво посмотрел на китайскую пару, затем на ле Гран Дюка и Лилу, и снова на китайцев. А потом сказал: — Теперь можно идти.
— А срочное дело, самое срочное дело, которому ты должен был уделить внимание? — заметила Сессиль.
— Уже уделил. Я подгоню автомобиль к центральному входу в отель.
Ле Гран Дюк проследил за их уходом и сказал Лиле:
— Примерно через час мы встретимся с нашими объектами.
— Объектами, Чарльз?
— Цыганами, моя дорогая. Но сначала я должен написать еще одну главу моей книги.
— Принести ручку и бумагу?
— Нет необходимости, моя дорогая.
— Ты хочешь сказать, что сделаешь все мысленно? Но это невозможно, Чарльз!
Он похлопал ее по руке и снисходительно улыбнулся:
— Все, что мне нужно, — это литр пива. Становится очень жарко. Позовешь официанта?
Лила покорно ушла, и ле Гран Дюк посмотрел ей вслед. Он снисходительно наблюдал, как Лила, улыбаясь, перекинулась несколькими словами с цыганкой, недавно гадавшей ему, так же безразлично разглядывал китайскую пару за соседним столом, еще более безразлично смотрел, как Сессиль села к Боуману в белый автомобиль, и абсолютно безразлично — как другой автомобиль спустя несколько секунд последовал за ними.
Сессиль в растерянности разглядывала интерьер «симки».
— Откуда это? — спросила она.
— Телефон, например, — объяснил Боуман, — я взял напрокат, пока ты завтракала. Фактически я взял напрокат две.
— Две чего?
— Две машины. Трудно предугадать, когда машина выйдет из строя.
— Но... за такое короткое время?
— Гараж находится недалеко, вниз по улице, оттуда прислали человека для проверки. — Он вытащил слегка уменьшившуюся пачку денег Кзерды, похрустел банкнотами и убрал. — Все зависит от того, сколько заплатишь.
— Ты действительно абсолютно аморальный тип! — Сессиль говорила почти с восхищением.
— В чем я виноват теперь?
— В том, что разбазариваешь чужие деньги.
— Жизнь — чтобы жить, деньги — чтобы тратить, — произнес Боуман назидательно. — В саване нет карманов.
— Ты безнадежен, — ответила она. — Абсолютно, абсолютно безнадежен. А зачем нам эта машина?
— А зачем этот наряд, что ты надела?
— Зачем? О, я поняла. Конечно, «пежо» все знают. Я не подумала. — Она взглянула на Боумана с любопытством, так как он повернул в направлении дорожного указателя с надписью «Ним». — Куда ты собираешься ехать?
— Еще точно не знаю. Я ищу место, где мы сможем спокойно поговорить. Все то же дурное предчувствие. Мне придется всю оставшуюся жизнь рассказывать тебе о своих намерениях. Когда мы были в патио, цыган уголовного вида сидел в видавшем виды «рено» и наблюдал за нами в течение десяти минут. Оба они — цыган и машина — примерно в ста ярдах позади нас. Я хочу поговорить с этим цыганом.
— О!
— Есть от чего воскликнуть «О!». Непонятно, как прихвостни Гэюза Строма так быстро вышли на нас. — Он искоса взглянул на Сессиль. — Ты смотришь на меня как-то странно, если можно так выразиться.
— Я думаю.
— Ну?
— Если они вычислили тебя, зачем надо было менять автомобиль?
Боуман терпеливо пояснил:
— Я брал напрокат «симку», еще не зная, что они уже следят за мной.
— А сейчас ты опять впутываешь меня в опасную ситуацию? Она ведь может оказаться опасной?
— Надеюсь, что нет. Но если так, я сожалею об этом. Если они вышли на меня, то следят также и за очаровательной цыганкой, сидящей рядом со мной. Не забывай, что именно за тобой шел этот священник, когда с ним произошел несчастный случай. Ты предпочла бы, чтобы я один попытался справиться с ними?