Я с подозрением посмотрел на несчастного и спросил:
– Что делала с тобой шади?
– Заколдовала, шодан, и не выпускала из проклятого дома! – возопил он и рухнул на колени. – Всю ночь твой ничтожный слуга не мог пошевелить и пальцем, а ведьма… она…
– Говори же, – подбодрил я.
– Сперва она пила вино, а потом легла рядом со мной… – ужасным шепотом проговорил он. – И… и…
– Ну, продолжай!
– Храпела, как не всякий мужчина может! Я глаз не сомкнул!
Я с огромным трудом сдержал смех.
– Кстати, – вспомнилось мне, – что такого страшного в том доме? Я впервые слышу о каком-то проклятии.
– Его хозяин умер страшной смертью, шодан, – шепотом произнес слуга и осенил себя жестом, долженствующим отпугнуть злых духов. – Говорят, он заключил сделку с джаннаем пустыни, но только они всегда обманывают…
– И что случилось? А главное, когда?
Я в самом деле не помнил ничего подобного. Может, трагедия случилась в мое отсутствие? Но слухи все равно бы дошли…
– Это случилось еще до Аю-шодэ, – подумав, сказал слуга. – Тогда я был ребенком, а шодану служил мой отец.
– Прекрасно помню почтенного Уриша, – кивнул я. – Он здоров?
Как тут скроешь свою суть, если в моем доме сменилось не одно поколение слуг и тем более шуудэ, а я вовсе не изменился? Многие мои соплеменники переезжают с места на место, как дядя Гарреш, выдают себя за собственных сыновей и внуков, но моя лень снова сыграла свою роль: я нашел себе подходящий дом, да так больше и не двигался с места, не считая редких заморских путешествий.
Может, когда стану постарше, и меня потянет в дальние края, потому что у меня всё не как у других: начинаю с хвоста, а не головы, так отец говорит. Обычно-то куролесят и странствуют в юности, а уж потом остепеняются, а я… С другой стороны, дядя Гарреш что-то никак не осядет на одном месте, хотя он в несколько раз старше меня!
– Отец здоров, – ответил слуга и низко поклонился. – Всегда благодарит Вейриша-шодана и просит богов ниспослать ему несокрушимое здоровье и долгие годы жизни…
– Похоже, его молитвы действуют, – сказал я без тени улыбки. – Встань-ка, Ариш, пойдем со мной в тень. Расскажи мне о проклятом доме.
– Шодан, я знаю лишь то, о чем болтали женщины. Я спрашивал старших мужчин, но они только качали головами и говорили, что мне рано знать о таком.
– Ничего, в женских сплетнях тоже можно почерпнуть много интересного, – улыбнулся я. – Говори же, Ариш!
Он помолчал, поправил узорчатую шапочку на макушке, потом вздохнул и начал:
– Это был очень богатый и красивый дом. Там много воды, потому что бьет родник, а еще есть глубокий колодец, который никогда не пересыхает. Мы детьми бегали посмотреть издали на сады, которые росли кругом дома: плодов было столько, что ветви клонились под их тяжестью и свешивались за ограду. Мы подбирали упавшие фрукты, а иногда даже осмеливались сорвать один. Хозяин однажды проезжал мимо и увидел, как я стою на плечах у другого мальчика, чтобы дотянуться до самых крупных слив… – Ариш помотал головой. – Я думал, он изобьет нас кнутом до полусмерти, а он только засмеялся и сказал: снаружи ограды можете собирать, только не ломайте ветки. Мы потом долго не ходили туда, так боялись, но потом всё же пошли. И было, как он сказал: сторож нас видел, но ничего не сказал, только смотрел, чтобы мы не портили деревья.
– Сады? – удивленно спросил я. – Но сейчас там только чахлая рощица…
– Да, шодан, – ответил Ариш. – Всё, что осталось от садов. Это когда-то были те самые сливы, с плодами черными снаружи и красными внутри. Я больше никогда таких не видел ни на одном базаре, ни в чьем саду. Но деревья давно не плодоносят.
– Ладно, продолжай, это интересно!
– Осталось сказать немного, шодан. Женщины говорили: раньше хозяин дома часто менял шуудэ, а потом всех продал и привел жену. Говорили, это она потребовала, не хотела делить с наложницами ложе мужа.
– Должно быть, он сильно влюбился, – покачал я головой. Потребовала, надо же! – Или у нее было богатое приданое, пришлось терпеть, а?
– Про приданое не говорили, – помотал головой Ариш. – Но сама она была очень красивая. И теперь красивая, хоть и старая.
Верно, Фергия же написала о вдове!
– Так они и жили, – проговорил слуга. – Сперва хорошо, потом не очень. Хозяин как-то даже стегнул кнутом моего приятеля, когда тот замешкался убраться с дороги. Не до крови, но все равно больно. Раньше он никогда так не делал.