Как видно из всего вышеприведенного, фактически «Караванные города», появившиеся в результате путешествий М. И. Ростовцева в 1928–1931 гг. на Ближний Восток и сложившиеся из отдельных очерков, выходивших в свет в тот же период, имеют автобиографический характер и как ни одно другое произведение автора позволяют подробнее рассмотреть личность ученого.
В «Письмах с Ближнего Востока» и «Караванных городах» Ростовцев в весьма непринужденной манере рассказывает о своих прогулках по историческим местам, о легендарной и документарной истории различных областей Ближнего Востока, разбавляя воспоминания путешественника научными описаниями археологических памятников, упоминаниями об изысканиях в библиотеках и о многих других вещах, входивших в круг его интересов. Прошлое и настоящее, реальность и мираж составляют фон, на котором в сложном контрапункте ученый рассказывает о Ближнем Востоке и его памятниках, о его древней и современной природе, о его городах и людях.
В своих «Караванных городах» ученый-путешественник демонстрирует не только восприимчивость туриста к меняющимся пейзажам и лицам и умение увлекательно рассказывать о них, но и колоссальную эрудицию. Таким образом, путешествие для Ростовцева было не только приобретением новых впечатлений, но и своеобразной проверкой старых знаний. Михаил Иванович был неутомимым читателем, поэтому естественно, что готовясь к поездке на Ближний Восток, он старался предварительно максимально подробно разработать маршрут и для начала ознакомиться с ним с помощью письменных источников.
В некоторых главах «Караванных городов» Ростовцев предстает великолепным пейзажистом, который в своем искусстве описания природы и городов очень удачно сочетает традиции романтической и реалистической школ. С волнением ожидает он встречи с ландшафтами, уже знакомыми ему не только по книгам и картинам, но и по прошлым путешествиям. Он счастлив, когда образы, существующие в его воображении и реальные, совпадают, и тогда романтический пафос его описаний проявляется в полной мере.
С восторгом открывает он для себя Петру: «Я испытываю искушение уподобить город чуду из «Тысячи и одной ночи». Когда с высот спускаешься в долину реки, прорвавшей себе путь через темно-красные скалы Петры, кажется с высоты, что Петра — это большой причудливый нарост, кусок красно-лилового мяса, севший между золотом пустыни и зеленью холмов. Зрелище необычное, которое становится еще более необычным, когда кавалькада медленно проходит в ущелье реки, и когда направо и налево идут ввысь пестрые — красные, оранжевые, лиловые, серые, зеленые пласты все сужающихся скалистых стен ущелья. Они дики и красочны; контраст света и тени; свет — ослепляющий, тени — черные. Иногда ничего не указывает на то, что это ущелье веками служило людям большой дорогой, по которой шагали верблюды, ослы и лошади, тянулись купцы-бедуины, ощущавшие, как и мы, если не прелесть, то ужас и мистическое очарованье ущелья. Иногда можно увидеть фасад зубчатой гробницы-башни, или алтарь храма, расположенного высоко на вертикальных стенах с надписями и приветствиями некоему божеству, написанными на набатейском языке. Наш караван медленно идет по узкому ущелью, до тех пор, пока перед нами внезапно не появляется сверкающий розовооранжевый на солнце фасад храма или гробницы. Изящные колонны, причудливые арки, соединяющие колонны и покрывающие ниши, статуи в нишах — все это в каком-то новом, неожиданном для человека, знакомого с античностью в ее классическом аспекте, стиле. Как будто перед нами встала грандиозная декорация эллинистического театра, как будто высечена в скале часть стенной росписи Помпей…» (см. с. 46, 47).
Однако нередко ему приходилось наблюдать, как рушатся один за другим прекраснейшие города, созданные его свободным и богатым воображением. В этом случае он с горечью констатировал несходство мечты и конкретной действительности, и тогда в его искусстве на время брали верх реалистические тенденции.
Ростовцев в «Письмах с Ближнего Востока», а затем и «Караванных городах» предстает иногда очарованным странником — добродушным и наивным, иногда удивленным туристом, озабоченным только поисками красивых пейзажей и экзотических зрелищ. За живописными полотнами, нарисованными им, таится лежащий в основе всякого истинно поэтического мышления поиск глубинного смысла, гармонии и попытка постичь ее во времени и пространстве. Можно сказать, что Ближний Восток и караванные города благодаря запискам М. И. Ростовцева обрели пространственное измерение.