Иногда наступало затишье, паруса бессильно повисали на реях, и каравеллы едва скользили вперед. В мертвой тишине становилось слышно, как стебли водорослей трутся о борт корабля. Вскоре, однако, путешественники убедились, что водоросли не мешают ходу кораблей.
Мореходов утомило это однообразное плавание с попутным ветром, без каких-либо развлечений и перемен. Тупая апатия сменялась напряженным ожиданием. Страх охватывал их при взгляде на безбрежную водную пустыню, над которой лишь изредка пролетали буревестник или чайка.
Наконец сильный северо-восточный пассат утих, и к великой радости команды подул переменный ветер. На море началось волнение, временами шел сильный дождь. Работа оживилась.
Колумб тоже был рад, так как знал, что экипажи не верят в возвращение на родину из-за отсутствия в этих широтах западных ветров.
Но Испания оставалась где-то далеко за горизонтом, в невообразимой дали. Теперь всех обуревала жажда увидеть землю – все равно какую – далекий материк или один из легендарных океанских островов – лишь бы только землю! Люди ждали, что берег вот-вот вынырнет из-за горизонта, и жадно искали признаки его приближения. И все, что говорило о близости земли, отмечалось в дневнике. То на севере показалось большое облако, то птицы пролетели на запад, то попался пучок зеленой травы, то краба поймали. Это были верные приметы, а земля все не появлялась. Не раз уже с мачты раздавался ликующий крик «земля!», но моряки опять и опять убеждались, что их ввели в заблуждение груды облаков.
Так, однажды вечером с «Пинты» вдруг донёсся крик: вдали показался берег! Матросы забрались на мачты и реи и действительно увидели в лучах заходящего солнца темную полоску. Колумб бросился на колени и возблагодарил господа бога, а затем приказал матросам петь славу святой деве Марии и только потом идти к острову. Но никакого острова не оказалось – это снова была груда облаков.
Людей охватили страх и отчаяние. Еще никогда они так долго не находились вдали от суши. Их угнетало однообразие жизни и полное безделие, если не считать вахт. Лишь изредка они ловили рыбу или спокойно купались в теплых водах океана. На кораблях давно уже не звенели песни, не ходила ходуном палуба под ногами плясунов. Тоска и безразличие перерастали в озлобление и ненависть друг к другу и к адмиралу – этому фанатику чужестранцу.
Каравеллы Христофора Колумба в океане.
Ночи напролет подобно изваянию стоял он на носу каравеллы, устремив горящий взор на запад, прислушиваясь, не ревут ли впереди волны, разбиваясь о скалы. Он вглядывался во тьму, стараясь различить при свете звезд темную полоску берега…
Не случайно Колумб писал в дневнике, что он приучает себя обходиться ночью без сна. Команда боялась адмирала, который, подобно привидению, день и ночь бродил по кораблю.
Куда ведет их этот проклятый генуэзец? Что видит он вдали за горизонтом? Надо повернуть назад, на родину, пока еще не поздно, пока не съедены сухари и не выпита пресная вода.
О настроении команды в изложении дневника говорится: «Люди теперь уже не могли больше терпеть, жалуясь на долгое плавание, но адмирал ободрял их как нельзя лучше, вселив в них добрые надежды на большие выгоды в будущем». Колумб горячо убеждал усталых моряков, рисуя перед ними заманчивые картины дальних стран, почерпнутые им из книг Марко Поло. Стоит ли теперь жаловаться, когда мы уже почти у цели, и надо продолжать путь до тех пор, пока Индия, с помощью господа, не будет найдена.
Такие записи свидетельствуют о недовольстве команды, уставшей от дальнего пути. Но адмиралу обычно удавалось успокоить и убедить встревоженных людей.
Существует немало версий об угрозе бунта на кораблях Колумба. Лас Касас, относившийся к Колумбу с симпатией, сообщает, что мятежные матросы все чаще обсуждали план возвращения домой. Они говорили, что было бы безумием и даже самоубийством рисковать своей жизнью во имя осуществления сумасбродных замыслов какого-то чужеземца, готового принять смерть, лишь бы стать большим господином. Генуэзец обманул команду и потому его надо выбросить за борт, а дома объявить, что он сам свалился в море. И так, по словам Лас Касаса, они говорили день и ночь; к этому причастны были Пинсоны, капитаны и старейшины всех трех команд, ибо остальные моряки были уроженцами и жителями Палоса и Могера.
Лас Касас подчеркивает, что адмирал, угадав настроение команды, вел себя с большим мужеством и выдержкой и не отступился от своих замыслов.
Эрнандо – сын великого мореплавателя, не скупившийся в биографии своего отца на вымысел, рассказывает, что команда сговорилась ночью, когда адмирал захмелеет от света звезд, сбросить его в море.