Колумб добавил также, что индейцы могут прекратить доставку продуктов и что единственный выход – пойти на пироге на Эспаньолу за помощью.
Мендес сначала возражал против столь опасного предприятия, но Колумб настаивал, заверяя Мендеса, что именно он и есть тот человек, который может это совершить.
На что Мендес ответил: «Сеньор, много раз рисковал я своей жизнью ради спасения вашей жизни и всех тех, кто с вами здесь находится… Тем не менее, немало имеется шептунов, которые твердят, что ваша сеньория оказывает мне всякие почести в ущерб другим, которые могли все делать так же хорошо, как и я. Вот почему мне казалось бы правильным, если бы ваша сеньория созвал бы всех этих шептунов и предложил им осуществить это предприятие, чтобы убедиться, имеется ли среди них кто-нибудь, кто пожелал бы подобное совершить, в чем я сомневаюсь. И если все прочие отстранятся, я отдам свою жизнь, не щадя ее, ради вашего дела, как уже неоднократно это делал раньше».
Колумб так и поступил. И действительно, все отказались подвергнуть себя опасности, утверждая, что бесполезно даже обсуждать подобные планы.
Тогда встал Мендес и сказал, что у него лишь одна жизнь, но он готов ею рискнуть ради адмирала и всех присутствующих.
Затем этот отважный и неутомимый человек, чья роль в четвертой экспедиции Колумба была особенно велика, притащил на берег большую пирогу, приделал к ней киль и борта, установил мачту с парусом и, взяв с собой шесть индейских гребцов, отправился в путь.
Перед отплытием Мендеса Колумб написал письма Овандо и католическим королям Фернандо и Изабелле. Последнее письмо Мендес должен был лично доставить в Испанию. Великий мореплаватель, разочарованный в своих лучших надеждах, измученный бедствиями и недугом, в глубокой тревоге за судьбу моряков и своих близких, послал за океан этот отчаянный крик о помощи, призыв к милосердию и справедливости.
«…Преследуемый и забытый, я не могу без слез вспомнить об Эспаньоле и Жемчужном Береге, – писал адмирал. – Благосклонность и выгоды должны доставаться тому, кто подвергает себя опасности. Несправедливо, что люди, всегда препятствовавшие мне в моих делах и замыслах, пользуются теперь плодами их, что трусливо бежавшие из Индий и вернувшиеся в Испанию, чтобы оклеветать меня, получают самые выгодные службы и посты.
…Такова уж моя доля – мало пользы принесли мне двадцать лет службы, проведенных в трудах и опасностях…
… В двадцативосьмилетнем возрасте я вступил в службу, и ныне волосы мои уже седы, тело измождено болезнями, и силы иссякли; а все, что у меня осталось от этой службы, было у меня, равно как и у моих братьев, взято и продано вплоть до последней рубашки без моего ведома и в мое отсутствие, к моему великому бесчестию…
…Одинокий, больной, томимый печалью, каждый день ожидая смерти, окруженный множеством дикарей, наших врагов, преисполненных жестокости, и настолько отрешенный от святых таинств церкви, что если покинет моя душа телесную оболочку, будет предана она забвению, я пребываю здесь, в Индиях. Пусть же восплачет обо мне всякий, кто отличается справедливостью, милосердием и любовью к правде!
…Семь лет я пробыл при королевском дворе, и с кем я ни говорил о своем предприятии, все считали это шуткой, а ныне даже портные – и те просят допустить их к открытиям.
Не иначе, как они направляются туда только для грабежей, и если им дают на это право, то лишь в ущерб моей чести и во вред делу».
Помимо этих горьких упреков, Колумб не жалел усилий, чтобы как можно ярче изобразить богатства новых земель. По его мнению, торговля и добыча руды на этих землях приобретет гораздо большее значение, чем все, что до сих пор совершалось в Индиях. К тому же он не преминул отметить, что никому, кроме него, неведом путь к богатым берегам Верагуа (в письме, правда, ничего не говорится о том, что он отнял у своих спутников карты, чтобы золотые копи Верагуа остались его монополией), и их придется открывать заново, но для этого нужен точный расчет и знание астрологии. А кому, мол, ведома астрология, тому больше ничего и не требуется. Все это подобно пророческому откровению.
Колумб высказал также ряд соображений географического характера: «Мир мал. Из семи частей его – шесть заняты сушей и только седьмая покрыта водой… И я говорю, что мир невелик, вопреки мнениям людей несведущих…».
Мендеса сперва постигла неудача. Еще у берегов Ямайки какое-то воинственное племя захватило в плен его гребцов. Однако сам Мендес, воспользовавшись ссорой индейцев при дележе добычи, вскочил в лодку и возвратился в лагерь.