— Увы, к несчастью, этот белый порошок мне знаком. Мне доводилось видеть его в действии — мой третий муж незадолго до смерти сильно к нему пристрастился. Должна тебе признаться, это было ужасно! Маруся, насколько хорошо ты знаешь своего кузена?
— Настолько, насколько позволяют редкие встречи родственников узнать друг друга. В раннем детстве мы много играли вместе, и я смутно помню, что несносный братец считал своим долгом отнимать у меня игрушки, дергать за косу и бить лопаткой для песка. Правда, к его чести, надо признать, что порой он и сам плакал в ужасе от собственного зверства, если удавалось поддать мне особенно сильно. Потом его родители уехали за границу и увезли его с собой. Лет десять их не было в России, причем родители его там разошлись и разъехались. Мать Мишеля, моя тетка, поселилась где-то во Франции, а отец с сыном — в Англии. Когда кузен с батюшкой вернулись в Москву, бабушка сперва не хотела принимать у себя зятя, оскорбившего, как она полагала, ее дочь. Только ради внука ей пришлось скрепя сердце восстановить родственные связи. Кузену было тогда лет шестнадцать-семнадцать. Не могу сказать, что мне доводилось часто его видеть — все больше на чьих-то свадьбах, крестинах и похоронах, предполагавших полный сбор родственников. Бабушка тоже не была так уж сильно привязана к внуку, хотя собиралась ему оставить какие-то деньги, тысяч двадцать, если память мне не изменяет. Достаточно для получения хорошего образования и начала самостоятельной жизни. Я так и не могу понять, что же ее заставило вдруг изменить завещание в его пользу? Ты только не подумай, что я говорю об этом исключительно из-за жадности, я уже смирилась с потерей наследства, но все связанное с завещанием бабушки кажется таким странным…
— Маруся, давай наконец говорить начистоту о том, что нас обеих тревожит. Завещание в пользу кузена — подложное, и старые слуги, как и другие близкие бабушке люди, способные пролить хоть какой-то свет на это дело, погибают не случайно. Это, конечно, очень серьезное обвинение, и мы должны подкрепить его фактами, доказательствами, а не нашими интуитивными догадками. Но, как говорили древние римляне, casusbelli — повод к войне — у нас есть. Мы должны приготовиться к серьезной борьбе и сделать все, чтобы справедливость была восстановлена.
Пить кофе мы перешли в кабинет. Кабинет был предметом моей особой гордости. Архитектор, занимавшийся отделкой квартиры, назойливо доказывал, что молодой даме положено иметь не кабинет, а будуар и обстановка в помещении должна быть соответствующей, будуарного характера. Но мне, путем нелегких интеллектуальных дискуссий, жестких споров и угроз разорвать контракт, удалось-таки отстоять свое право на кабинет — этот символ деловой активности, в которой дамам принято почему-то отказывать.
Это был настоящий кабинет, хотя с первого взгляда становилось ясно, что он предназначался не для университетского профессора, не для железнодорожного магната и не для адвоката по уголовным делам.
Стены кабинета были обшиты панелями из светлого дуба, по которым вились изящные нарциссы, с панелями хорошо гармонировали дубовые книжные шкафы, украшенные несложной, но благородной резьбой; на окнах — нежные шелковые шторы, в убранстве преобладают серебристо-сиреневые тона. Обстановка приводила меня в состояние тихого умиротворения, и я любила, даже не имея срочных и важных дел, требующих сидения у письменного стола, провести в своем кабинете часок-другой.
Итак, пить кофе мы перешли в кабинет. Разговор продолжался и там.
— Жаль, что нет ни одного мужчины, на которого мы могли бы положиться, — грустно сказала Маруся. — Дело с завещанием не обещает быть легким. Нам потребуется мужская помощь.
— Глупости! Нет таких дел, с которыми не справились бы женщины. Впрочем, помощь нам действительно понадобится, неважно — мужская или женская. Кого можно посвятить в нашу тайну?
— Может быть, Соню Десницына?
— Вот еще, какой толк от этого мямли с его загробной поэзией? Лучше уж обойтись вовсе без помощников!
— А что, если я обращусь за помощью к дальним родственникам, обойденным наследством, — помнишь, я тебе рассказывала о вдове с двумя сыновьями и непризнанном художнике? Они ведь заинтересованы в том, чтобы получить свою долю наследства, и наверняка окажут нам помощь в случае необходимости.
— Вот это, пожалуй, хорошая мысль. Тебе, Марусенька, придется возглавить Тайное общество обойденных.
— Я бы предпочла называть его не обществом, а клубом. Общество предполагает слишком широкий охват привлеченных. А мы, обиженные наследники графини Терской, создадим свой клуб. Респектабельный клуб с ограниченным членством, а?