Вдруг пронзительный крик моей подруги, переходящий в нечеловечески высокий визг, огласил столовую. Из перевернутой Марусиной чашки горячий кофе стекал ей на колени, и сперва я решила, что она обожглась и кричит от боли. В качестве первой неотложной помощи я опрокинула на колени Маруси молочник с холодными сливками. Жирное сливочное пятно растеклось по шелковому халату как раз поверх кофейного.
Маруся продолжала кричать. Прислуга, включая пришедшую за бельем прачку, сбежалась на голос моей гостьи и растерянно толпилась в дверях, задавая разные дурацкие вопросы, высказывая пожелания и советы и добавляя свою долю шума в общую какофонию.
— А ну тихо! — властно прикрикнула я на прислугу и плеснула подруге в лицо минеральной водой.
По моим представлениям, такое радикальное средство должно было принести пользу. Маруся, мокрая с головы до ног, наконец замолчала.
— Возьми себя в руки, — мой тон был строгим, я где-то слышала, что в моменты истерики только это и помогает. Говорят, еще очень неплохо дать истеричке пощечину, но мне было жалко Марусю, у нее ведь это не хроническое. — Говори, что случилось и почему ты так безобразно орешь!
— Прости, Лелечка, я не сдержалась, — кроме капель минеральной воды, по Марусиным щекам потекли и слезы. — Вот, смотри!
И она протянула мне намокший газетный лист, расползающийся под пальцами.
— Читай! Читай, Леля, читай!
— «Наш французский корреспондент сообщает из Парижа…»
— Да нет, внизу в отделе «Происшествия», в средней колонке!
— «Бандитский налет на контору нотариуса. Вчера вечером было совершено вооруженное нападение на нотариальную контору господина Вишнякова в Штатном переулке близ Смоленского бульвара… — Мне тоже захотелось громко закричать, но я взяла себя в руки и дрожащим голосом продолжила чтение. — Труп владельца конторы был обнаружен…»
Отшвырнув газету, я позвала:
— Шура!
Мой зов все-таки получился похожим на крик. Горничная отделилась от стайки слуг, продолжавших толпиться в дверях, и робко подошла ко мне.
— Помоги мадемуазель Мари привести себя в порядок. И мне приготовь одежду для выхода. Нам срочно нужно в город. Если без нас придут визитеры, особенно если это будут господа Здравомысловы или Щербинин, пусть оставят письменные сообщения. Положи бумагу и карандаши в прихожей. Если кто-то из них пожелает нас дождаться, пусть ждут, но я не знаю, когда мы будем. Все. Одеваться!
Горничная Шура и бывшая камеристка, а ныне личный секретарь Маруси, Евгения, увели мою заплаканную подругу. У меня была пара минут, чтобы допить остывший кофе и подумать о тщетности всего земного.
Пока мы с Марусей одевались, кто-то из слуг успел поймать извозчика, и, спустившись вниз, мы смогли сразу же устроиться в поданной к подъезду пролетке и попросили возницу трогать. Обернувшись назад, я заметила, что следом за нами двинулась целая процессия — непосредственно за нашей пролеткой в открытом ландо катил «шляпа», приодевшийся, видимо в целях маскировки, несмотря на теплую погоду, в клетчатую крылатку, а в хвосте обоза трусила еще одна лошадка, впряженная в облезлую коляску. В коляске, прикрывшись сложенным мольбертом, сидел некто, и мне не составило большого труда угадать, кто именно.
Что ж, отрадно, что наш Микула Селянинович на посту, но для нашей сегодняшней миссии такой пышный эскорт был нам ни к чему.
— Голубчик, — прошептала я извозчику в спину, — я кладу тебе в карман полтинник. Сейчас свернешь в Кривоарбатский переулок, потом выедешь по Плотникову в Сивцев Вражек, развернешься и по Малому Власьевскому двигай к Гагаринскому. Там остановишься возле серого дома с аркой, мы быстро соскочим с твоей пролетки, а ты еще постой немного в переулке, чтобы движение перекрыть. Понял?
— Ой, барыня, что-то больно мудрено…
— Да чего ж тут мудреного? Покрутись по узким переулкам, где экипажам развернуться и разъехаться сложно, а потом высадишь нас у проходного двора в Гагаринском!
— Эвона как! Чай, от мужа или от любовника скрываться изволите? За сложность маршрута надо бы прибавить…
— Ладно, знаю вашу присказку, овес нынче дорог… Ты давай поворачивай, куда сказано, не в свое дело лезть тебе незачем! Видишь, у нас в хвосте еще два экипажа плетутся? Оторвешься от них — получишь целковый. Поторопись!
— Целковый — это дело, только уж обмануть не извольте!
Вдохновленный моим обещанием, извозчик так затейливо запетлял по кривым арбатским переулкам, что преследователи, неспособные предугадать каждый новый маневр, стали на поворотах отставать, и вскоре наш возница оставил их далеко позади.