— Может быть, вы присядете, месье Хорватов?
— Благодарю вас. — Мишель плюхнулся на диван и состроил умильную физиономию. — Вы такая милашка…
Все! Придется недвусмысленно дать понять этому господину, что любезности придуманы не для подобных случаев. Я резко встала.
— Господин Хорватов, вы меня утомили. Я всего лишь предложила вам присесть, но если подобное приглашение позволяет называть меня милашкой, я беру его обратно!
— Ну простите, простите меня, дорогая Елена Сергеевна! Не хотел, не хотел, но опять невольно сорвалось. Не думайте обо мне плохо, меня вся Москва знает…
— Не сомневаюсь. Вы, полагаю, из тех молодых людей, которых где угодно будут знать. И не с лучшей стороны!
— О, как вы мне нравитесь… такая! В гневе вы очаровательны! («Все-таки придется пригласить слуг, чтобы проводили Мишеля к выходу».) Елена Сергеевна, не сердитесь на меня! Представьте, какая дивная пара из нас получится.
От неожиданности я онемела. Впрочем, я давно уже впала в немногословие, позволив себе произнести вслух лишь пару фраз, но теперь замолк и мой внутренний голос.
— Мне так надоели искательницы богатых женихов! Ей-Богу, они устроили настоящую охоту на меня… А ведь вы, Елена Сергеевна, не заинтересованы в деньгах, оставленных мне старухой бабкой? Вы и сами ухитрились урвать несколько наследств после покойных мужей… В Москве много об этом сплетничают. Мы с вами подходим друг другу — у вас такой разнообразный жизненный опыт, а мне очень нравятся искушенные женщины. Если вы хотите, мы можем позаботиться и об этой глупой гусыне Мари, которую вы взялись опекать. Я готов ей немного помочь… Хотя с ее неумением одеваться и образом жизни провинциального шофера зачем ей деньги? Но на канистру автомобильного топлива и новый разводной ключ я согласен пожертвовать, если вам это доставит удовольствие. Короче, пусть какой-нибудь поп нас с вами по-быстрому окрутит, и переезжайте ко мне на Поварскую. Бабкин особняк вполне подходит для семейной жизни! Мне так не хватает женской заботы, и вам, поди, нелегко вдоветь в вашем-то возрасте и с вашим огненным темпераментом. Ей-Богу, пока дамочки не пустили все мое состояние по ветру, я хочу добровольно отдать себя под вашу опеку. Соглашайтесь, а?
— Признаюсь, мне впервые делают столь оригинальное предложение.
Мишель хихикнул, посчитав мои слова комплиментом. Я продолжила:
— Но боюсь, что принять его не смогу. Я слишком устала от мужей, с которыми уже имела несчастье связывать свою жизнь, и никакие новые матримониальные планы меня не вдохновляют. Надо стараться делать поменьше глупостей.
— Елена Сергеевна, да разве вы хоть когда-нибудь делали глупости?
— Но я ведь выходила замуж трижды. А теперь простите меня, господин Хорватов, я не могу уделить вам больше ни минуты.
— Что ж, вынужден откланяться. Но вы все-таки подумайте над моим предложением, дорогая! Для вдовы вы слишком уж несговорчивы… Никогда не знаешь наверняка, что можно ждать от женщины! Я ведь способен внушить сильное чувство. Очень сильное. Одна дама, не будем называть имен, собиралась из-за меня расстаться с жизнью…
— Вероятно, она решила прыгнуть с Каменного моста в реку, лишь бы только не выходить за вас замуж?
— О, какая вы злюка! В следующий раз я приду с корзиной цветов, сегодня, извините, торопился!
Конечно, я не самого высокого мнения об умственных способностях мужчин, но этот случай просто уникален. Господи, ну неужели же пошлый фертик Хорватов самостоятельно провернул всю интригу с фальшивым завещанием и даже пошел на убийства?
Одно из двух — либо это очень хитрый, умный и жестокий тип, удачно имитирующий круглого идиота, либо кто-то очень хитрый, умный и жестокий стоит за его спиной и держит Хорватова на ниточках, как простую марионетку. И не знаю, какой вариант для нас лучше.
Глава 9
Черновик письма. — Появление синей папки. — Тайна маленького сейфа. — История драгоценной диадемы. — Визит в мастерскую художника. — Любимая модель господина Щербинина. — Пейзаж с дарственной надписью. — Автомобильная поездка. — Мое нелестное мнение о современных мужчинах.
Посмеявшись вместе с Марусей над полученным от ее кузена предложением, мы приступили наконец к изучению бумаг покойной компаньонки покойной же графини Терской, переданных нам накануне камердинером с Поварской.
Итак, перед нами был явно черновик письма, так и не дописанный до конца. Отдельные фразы, кое-что зачеркнуто, но суть понять можно, тем более что почерк писавшей был очень четким, как у человека, изучавшего каллиграфию в середине девятнадцатого века. Каждый нажим, каждая волосяная линия и каждый изысканно закрученный хвостик были на своих местах.