Я никогда не занималась орнитологией, но мне эта птичка напомнила стервятника за трапезой.
Между тем птичка, с невероятной быстротой склевывающая огромные куски ростбифа, успевала еще и поговорить с нами о житейских проблемах.
Нам было сообщено, что Варсонофий — самая большая и единственная радость матери в этой юдоли печали, именуемой жизнью. Любящая мать ни за что не рассталась бы со своим ангелом и не позволила бы ему переехать в эту ужасную, далекую от цивилизации Россию, если бы не его поэтический дар. Что делать, мальчик пишет стихи по-русски, а в Британии спрос на русскую поэзию ничтожен. Не каждый же родится Герценом, чтобы в Лондоне печатать свои произведения на родном языке и распространять их в России… Чтобы не губить сына, матери пришлось оторвать его от себя («С кровью, буквально, с кровью!») и отпустить к варварам-соплеменникам…
По мнению миссис Десни, ее сын — юноша редкого таланта, чьи стихи просто не все понимают, ведь на свете не так много тонко чувствующих людей.
Этот монолог сопровождался такими красноречивыми взглядами в мою сторону, что стало ясно — в ее представлении я была предводителем злобной толпы гонителей и хулителей бедного Варсонофия и главным варваром в дикой России.
Видимо, не только Соню, но и его матушку преследовала идея, что он умеет писать стихи.
Однако людей, знакомых с его трагическим творчеством, в том числе и меня, преследует не менее навязчивая мысль, что он не умеет и, боюсь, никогда не научится писать стихи, и нужно всеми силами пресекать его попытки в этом направлении.
Будучи убежденной последовательницей радикальных взглядов, да к тому же женщиной по природе черствой и не склонной к состраданию, я намеревалась откровенно разъяснить миссис свою позицию по вопросу отношения к поэзии, но потом все же решила сдержаться.
Не то чтобы меня остановило человеколюбие, просто я пришла к мысли о тщетности попыток объяснить любящей матери, что ее сын — бездарь…
Несмотря на мое молчание, миссис Десни явно не прощала мне тайного недоброжелательства и взирала на меня с кротким видом мученицы, истерзанной несправедливостью. В руках она растерянно вертела расстегайчик.
— У Сони сейчас нелегкий период в жизни, — продолжала страдалица-мать. — Мы рассчитывали на получение некоторой денежной суммы, по моим подсчетам, она должна была быть весьма крупной и помогла бы мальчику полностью отдаться творчеству, не думая о суетном и земном. Но выплата этих денег задерживается…
Так-так, разговор наконец принял интересный оборот! Скорее всего, братец Нафанаил, обещавший поделиться с Соней чужими деньгами, бессовестно обделил его. Уж не собираются ли они по-родственному пощипать состояние лже-Мишеля?
Обойденных наследством становится все больше, но Соне с матушкой в нашем Клубе не место!
— Я была вынуждена приехать в Москву, чтобы помочь сыночку в делах! — продолжала миссис Десни, жеманно обмахиваясь надкусанным пирожком. — Мне нелегко было оставить свою торговлю в Лондоне на чужих людей, но только очень эгоистичная мать предпочтет собственное благополучие благополучию своего ребенка!
Интересное заявление в устах женщины, продавшей старшего сына, чтобы обзавестись лавкой… Кажется, у нас с ней разное представление о благополучии детей!
Тема сыновьего благополучия навела любящую матушку на еще один важный аспект проблемы — женитьбы Варсонофия и поиска для него достойной невесты.
— Конечно, мальчику давно пора подумать о браке, — щебетала миссис Десни. — Настоящему таланту нужна спутница, способная пойти ради него на определенные жертвы. Пробиваться самому очень трудно… И потом, мужчина все-таки не должен быть один.
Я со своей стороны заверила ее, что, если Варсонофий навсегда останется холостяком, это будет настоящая социальная катастрофа.
— Но я сама хотела бы по достоинству оценить невесту, прежде чем благословить его брак, — ответила заботливая мать, искоса поглядывая на Марусю. — Я должна быть уверена, что соискательница руки моего сына будет достойна такого мужа. Знаете ли, есть определенная категория женщин, которые становятся для мужа скорее обузой, чем спутницей жизни…
Похоже, слепая материнская любовь подсказывала миссис Десни дикие идеи, что ее убогий Соня — настоящее сокровище и большой подарок для каждой невесты.
Мой же черствый рассудок утверждал, что скорее дражайший Варсонофий превратится в обузу, если не сказать, в булыжник на шее любой женщины, согласившейся сдуру связать судьбу с этим сокровищем…