Мы продолжали свой бег. Впереди уже маячил Никола в Плотниках. Маруся, будучи более молодой и спортивной, стала вырываться вперед. Городовой, удивленный столь неприличной поспешностью, сделал было попытку остановить двух бегущих взапуски дам, но, взглянув в наши лица, отступился и махнул рукой. И правильно. Даже вооруженная казачья сотня на конях не заставила бы нас вернуться.
К несчастью, впереди меня ждала еще одна преграда, не казачья сотня, конечно, но лже-Мишель Хорватов, он же Нафанаил Десницын, собственной персоной встал у меня на пути.
— Елена Сергеевна, дорогая, солнце мое! Вы так мчитесь, словно за вами гонятся духи загубленных поклонников! Остановитесь поболтать…
Вот уж кого я могу растерзать сейчас в клочья, так это Мишеля-Нафаню.
— Прочь с дороги, я спешу!
— Как вы безжалостны! Неужели у вас не найдется пары слов для старого друга?
— Человек, который живет по чужому паспорту и регулярно совершает преступления, не может быть мне другом!
Пожалуй, не стоило говорить об этом сейчас, но я не сдержалась. И так я слишком долго была терпеливой. А никакая человеческая добродетель не бывает беспредельной.
Маруся, вырвавшаяся вперед, махала мне рукой из коляски извозчика. У дома Нейгардта ей удалось взять экипаж…
Швейцар номеров «Дон» попытался задавать нам какие-то вопросы, но мы просто смели его с дороги. Впрочем, не просто — я позволила себе слегка потрясти швейцара, вопрошая: «В каком номере живет одноглазый господин?»
Мой вопрос был сформулирован бестактно по отношению к Мише, но я выбрала самую характерную примету его внешности, чтобы доходчиво объяснить, что именно мне нужно поскорее узнать. Дорога была каждая минута, а разговор со швейцаром, чреватый подробными разъяснениями, мог бы излишне затянуться.
Номер Михаила был заперт.
— Постоялец выходил? Отвечай, истукан, постоялец из этого номера сегодня выходил на улицу?
— Не могу знать, — швейцар вытянулся и по-военному щелкнул каблуками. Вероятно, унтер в отставке. Что ж, военный человек в данной ситуации может быть кстати.
— Ломайте дверь! — приказала я, громко постучав и не дождавшись ответа.
— Сударыня, это никак невозможно… Без дозволения постояльца…
— Боюсь, с ним случилось несчастье. Ломайте, дорога каждая минута!
— Ну как же все-таки, без городовых, без хозяйского согласия. Хозяин-то, поди, не похвалит, он у нас характерный. Как бы оно не того…
— Того-этого, не рассуждайте, ломайте, и все! Ущерб я покрою. Ломай, братец, ломай!
Для убедительности пришлось достать крупную купюру. Хорошо, что проклятая Женечка утащила у меня еще не все.
Мой ласково шуршащий аргумент показался швейцару вполне убедительным. Отойдя на шаг от двери, он крякнул, потом поддел дверную планку плечом и со всей силы навалился на тонкие доски. Дверь затрещала и открылась. Все вместе мы ворвались в номер.
Михаил лежал на полу. По белому полотну рубашки расплывалось кровавое пятно.
Маруся громко закричала. Я схватила его руку и нащупала пульс. К счастью, сквозь холодную кожу Мишиной руки мне удалось ощутить слабое биение.
Повернувшись к швейцару, я внятно и по возможности убедительно сказала:
— Врача! Карету «Скорой медицинской помощи»! Полицию! Живо!
— Так карету-то пока дозовешься, — вздохнул швейцар, крестясь. — Может, священника лучше призвать, причастить умирающего…
— Рассуждать, христианин, будешь после, — грубо прервала я его. — В номерах живет какой-нибудь врач?
— Живет, матушка, в пятом нумере.
— Бегом за ним! Скажите, нужно оказать помощь тяжело раненному человеку, пусть придет сразу с инструментом. А потом все равно — «Скорую» и полицию. Бегом, я сказала! Чем дольше тут проторчишь, тем меньше получишь на водку.
Личная заинтересованность человека в деле никогда не вредит. А впрочем, можно и слегка припугнуть.
— Если не поторопишься, постоялец умрет, а ты под суд пойдешь за то, что оставил человека погибать. Я первая на тебя показания дам!
Бывшего унтера как ветром сдуло. Через пять минут возле Миши уже суетился врач, прибежавший с первого этажа без пиджака, но зато с медицинским саквояжем. Что ни говори, а клятва Гиппократа — великая вещь! Мне пришлось ассистировать врачу, так как Маруся была вся на нервах и, мягко говоря, немного не в себе.
Еще через пять минут в номер Михаила ворвались Андрей Щербинин и Шура.
— Господа, в чем дело? Здесь не цирк, я оказываю помощь пострадавшему. У него серьезные ножевые раны, и толпа в комнате будет мне мешать, — обернулся к ним врач.