— Маруся, мне не дает покоя выражение твоего лица. У феминисток не бывает таких печальных глаз. Я не хотела задавать тебе вопросы, но все же, прости, у тебя ничего не случилось?
— Ты очень наблюдательная, Леля. Я получила неприятное известие из Москвы. Умерла старая компаньонка моей бабушки. Причем смерть такая дикая — старушка упала с лестницы и свернула себе шею. Жалко ее ужасно… С тех пор как огласили завещание бабушки, обманувшее надежды всех домашних, бедная старушка-компаньонка была вообще не в себе. Бабушка не раз говорила при жизни, что упомянула ее в завещании, а в результате бедняжка, прослужившая в нашем доме всю жизнь, не получила и трех рублей.
— Я помню, с завещанием твоей бабушки получилась какая-то странная история.
— Странная — это слишком мягко сказано! Бабушка была очень богатой женщиной с хорошей коммерческой хваткой. Поверь, ей было что оставить! Завещание она составила задолго до смерти и любила поговорить о своих распоряжениях. Предполагалось, что основной наследницей стану я, но кроме меня были помянуты многие родственники, друзья и преданные слуги. Что-то по мелочи должно было отойти моему двоюродному брату; еще одному родственнику, молодому художнику, были завещаны деньги на поездку в Италию; обедневшая тетка, внучатая племянница бабушки, ждала крупную сумму, оставленную бабушкой ее сыновьям, обе женщины мечтали дать мальчикам университетское образование… Компаньонке, управляющему и домашнему врачу тоже вроде бы причитались какие-то суммы; любимая горничная бабушки и другая прислуга должны были получать пожизненную пенсию, а молодая камеристка, которой жить на пенсию еще рано, ожидала несколько тысяч на свое самостоятельное жизненное обустройство. Бабушка даже собиралась оставить что-то нашей Лиге и одному детскому приюту…
Когда же завещание огласили, оказалось, что все эти распоряжения отсутствуют. Мой двоюродный брат получил абсолютно все — деньги, дома, всю движимость и недвижимость. И никто из нас не знал, когда и почему бабушка изменила свою волю. Мне досталось только это имение, которое она еще при жизни перевела на мое имя. Остальные родственники, кроме кузена, конечно, считают, что с ними поступили несправедливо. Да, он старший из бабушкиных внуков и к тому же мужчина, но мы ведь живем не в Англии, чтобы передавать наследство по законам майората. Однако я не могла допустить, чтобы у гроба умершей шли разговоры о деньгах и дележе наследства. Бабушкиной прислуге, оставшейся без средств, я предложила переехать ко мне в имение, и кое-кто из них согласился. Я тут организовала хорошую молочную ферму, и денег мне вполне хватает, даже удается немного помогать тетке, обделенной наследством, ей ведь нужно поставить на ноги двух сыновей. Но вести из Москвы все время приходят грустные. Сначала бабушкин управляющий сгорел на пожаре. Вспыхнул старый флигель, где он жил, и только обгорелое тело нашли среди головешек. Потом дворник, всю жизнь прослуживший в доме, исчез неизвестно куда, не взяв ни рубля, ни рубашки, ни куска хлеба. В странствие так не уходят… Я уж думаю — жив ли он? А теперь компаньонка бабушки упала с лестницы… Умерла, не приходя в сознание. Страшная смерть… Я ведь знала всех этих людей, и мне тоскливо от мысли, что их больше нет на свете.
— А кого из старой прислуги ты перевезла в имение?
— Няню, бабушкину горничную и кухарку. Они женщины пожилые, новое место найти им было бы трудно, а дорогой кузен собирался выкинуть их на улицу. И еще одну девушку, камеристку, взятую в дом незадолго до бабушкиной смерти. Очень толковая и сообразительная. Думаю, ее следует подучить и сделать секретарем, она так помогает мне в делах Лиги.
— Ну видишь, четыре человека благодаря тебе имеют свой кусок хлеба, живы, здоровы и ни в чем не нуждаются. Ты отчасти исправила несправедливость, допущенную старушкой.
На следующий день было намечено заседание местного отделения Лиги феминисток, для чего Маруся арендовала небольшой зал в Купеческом собрании. До начала заседания она хотела показать мне город, и из имения мы выехали сразу после завтрака.
Небольшой уездный городок был как две капли воды похож на другие городки в южных губерниях России. Назывался он забавно — Слепухин. Основными достопримечательностями были собор, судя по архитектуре — рубежа XVIII и XIX веков, городской базар — довольно грязная площадь, где прямо с возов бойко торговали огурцами и картошкой, уже знакомое мне незамысловатое здание вокзала, торговые ряды, желтую штукатурку которых давно пора было обновить, городской сквер с летним театром и главная улица, на которой кипела жизнь, — здесь расположились банк, почта, гостиница «Петербургская», контора нотариуса, ресторация «Аркадия» и заведение с вывеской «Парикмахер Поль Лежье из Москвы».