Мы с Андреем вынуждены были согласиться, что Марусин план не лишен прелести.
Первое дело, которое я решила сделать наутро, было посещение Окружного суда. Судебный следователь восседал в своем кабинете, устремив тоскливый взгляд в пространство, причем выражение на изможденном лице почтенного судейского чиновника застыло такое, словно он наблюдал собственное будущее, окрашенное в беспросветные тона. На столе перед слугой закона стоял остывший стакан чая в мельхиоровом подстаканнике казенного образца.
Как мне показалось, следователь не пришел в восторг от моего неожиданного появления в его кабинете.
— Сударыня, я же послал вам повестку с вызовом на завтра, — прошелестел он, вялым жестом предлагая мне сесть.
— Да, но у меня появился один важный документ, который я хотела бы вам передать.
Следователь бегло просмотрел предсмертное письмо Нафанаила.
— Получено по почте? Хорошо, я присовокуплю письмо к прочим бумагам, но ведь это дело не срочное, могло бы подождать до завтра. Ладно, мадам, раз уж вы взяли на себя труд почтить меня своим присутствием, давайте побеседуем о том, что вам удалось наделать в Последнем переулке. Я знаком с событиями по рапорту полицейского дознавателя, но хотелось бы выслушать и вашу версию.
Однако, прежде чем приступить к расспросам, следователь еще долго ворчал об эмансипированных дамах, которые упиваются собственной мудростью и являют собой картину воплощенного торжествующего тщеславия, и при этом всегда ухитряются пролезть туда, где их присутствие особенно нежелательно, устроить бессмысленную суету, всем осточертеть, вывести людей из себя, заставить совершать ненужные и необдуманные поступки и только после этого пребывать в уверенности, что день прожит не зря…
Я прекрасно понимала, каких именно дам он имеет в виду, но кротко выслушала его бесконечный монолог. В свое оправдание я смогла сказать пару слов о том, что некоторые представители закона, обладающие неподобающе сварливым и вздорным нравом, настолько халатно относятся к своим обязанностям, что обыватели, в число которых входят и женщины, вынуждены брать дело правосудия в свои руки и, рискуя жизнью, вступать в единоборство с преступниками, дабы помешать им избежать возмездия, в то время как мужчины, облеченные властью, балуются чайком за канцелярскими столами.
(Кажется, какие-то похожие упреки я недавно высказывала сыщику Легонтову. Что поделать, мужчины мыслят слишком стереотипно, и приходится повторяться, ведя диалог с каждым представителем этого чванливого, но тупого пола.)
После непродолжительного обмена любезностями мы пришли к взаимному решению, что на сегодня прений достаточно, и я смогла наконец приступить к даче показаний.
Следователь засыпал меня множеством казуистических вопросов, демонстрируя чудеса проницательности. Я в свою очередь старалась показать, до каких высот логики способна добраться женщина, не только обладающая умом, но и имеющая привычку им пользоваться.
Будучи убежденной сторонницей женской эмансипации, я считаю нужным при встречах с мужчинами, кичащимися своей ограниченностью и мнимым превосходством над прекрасным полом, давать им понять, как они не правы. Если же они будут упорствовать в своих заблуждениях и попытаются остаться при своем мнении — что ж, это их беда, я сделала все, что могла, наставляя их на путь истинный из человеколюбивых соображений…
— Сколько же вы мне сегодня наговорили, сударыня, — вздохнул следователь, заканчивая писать протокол. — Хорошо еще, что я не вызвал стенографистку, чтобы записывать ваши показания. Бедную барышню поразили бы судороги, и мне пришлось бы отправить ее в больницу.
— Зато ваше любопытство полностью удовлетворено, я надеюсь?
— Не столько любопытство, мадам, сколько чисто служебный интерес к делу. Если бы не долг службы, так гори огнем все эти дела…
— Так нужно ли надрываться, господин следователь? Вышли бы в отставку, поселились бы где-нибудь в тихом уютном месте, развели бы садик, рыбачили, по вечерам перекидывались в картишки с друзьями…
— Сударыня, вы никогда не пробовали писать психологические романы? Полагаю, ваш опыт был бы удачным.
— Обычно романы, особенно трехтомные, пишут те, кто страдает от отсутствия ярких событий в собственной жизни. А я сейчас, простите великодушно, загружена делами по горло!