Это прозвучало так неуверенно и словно бы даже издевательски, что Аш сам себе не поверил, а ректор и вовсе замолчал на секунду, раздумывая, не смеялся ли над ним собеседник.
- Уж сделайте одолжение, - наконец приглушенно пробормотал Фолгат, убирая бумаги обратно в стол.
В кабинете повисла неловкая тишина. Воздух был отравлен излитой злостью, рожденной непониманием и упрямством. В конце концов ректор махнул рукой на дверь:
- Чего вы ждете? Или вам мало?.. Можете быть свободны!
Ашарх без промедления покинул душный кабинет, провожаемый тяжелым ректорским взглядом, от которого зудело между лопаток. Впервые на памяти профессора Фолгат разозлился так сильно. Обыкновенно он мягко намекал на проблемы, нудно и долго отчитывал, но старался не повышать голос. А в этот день, кажется, ресурс его терпения все же исчерпался окончательно.
В целом новости были удручающими, хотя в глубине души преподаватель понимал, что все это заслужил. Но до того, как случился разговор, Аш думал, что ректор просто сделает очередное пустое предупреждение, а не будет с порога грозить увольнением.
Лицо профессора было спокойным, но в душе его буйствовали недовольство и досада. Он неторопливо спускался по лестнице, обдумывая слова Фолгата. В том, что его в ближайшее время действительно должны были уволить из академии, Аш даже не сомневался, потому что был честен с собой: даже если несколько недель он бы истязал собственное тело ранними подъемами, то в какой-то момент ему бы это просто надоело, и все вернулось на круги своя. Так что ректору он бессовестно наврал: исправляться мужчина даже не собирался. Он давно думал над тем, чтобы бросить к гоблинской матери эту прогнившую академию и пойти в личные учителя для детей какой-нибудь богатой столичной семьи. Заработок больше, бумажной волокиты меньше. И вот сам случай, наконец, подтолкнул его к переменам в жизни.
Забрав свою сумку с пачкой очередных отчетов и заперев кабинет, Ашарх направился к выходу из академии. В этот день у него больше не должно было быть лекций, и профессор собирался посидеть в одной неплохой таверне, где подавали чуть ли не лучший во всем городе грушевый сидр. Чтобы переварить всю информацию о скорой смене работы стоило если не напиться до беспамятства, то хотя бы выпить достаточно для крепкого сна без всяких безумных кошмаров.
Академия уже практически опустела. Гулкие шаги Аша эхом отражались от высоких потолков. Лишь иногда в некоторых коридорах можно было заметить задержавшегося студента. Как только профессор свернул из анфилады пустых залов к центральной лестнице, то его внимание привлекла одинокая фигура, застывшая в холле. Напротив входных дверей располагалась мраморная скульптура одного из отцов-основателей академии: длиннобородый худощавый старец держал на вытянутых руках раскрытую книгу. Прямо у подножия статуи стояла высокая девушка, кутавшаяся в тяжелый темно-зеленый плащ, по щиколотку испачканный в пыли и засохшей грязи. Капюшон был откинут на спину, и Ашарх хорошо видел лицо незнакомки: копна темных спутанных волос обрамляла бледное лицо. Девушка внимательно изучала скульптуру.
Профессор спустился по лестнице, которая в середине расходилась двумя рукавами, мягко обхватывавшими мраморную статую. Стоило Ашу оставить за спиной последние ступени, как незнакомка развернулась в его сторону, и высвободила из складок плаща белую худую руку в кожаных перчатках-митенках.
- Постойте!
Больших усилий стоило Ашарху не закатить глаза и сохранить на лице спокойно-унылое выражение. Как же ему не хотелось ни с кем разговаривать! Этот богом проклятый Фолгат со своим выговором совершенно испортил весь день, и больше всего профессор желал просто добраться до таверны и промочить горло, хоть на вечер забыв об академии и ее проблемах.
- Эфенди, не могли бы вы мне помочь?
Ашарх повернулся к незнакомке, которая так настойчиво добивалась его внимания. Девушка сделала несколько шагов ближе, и из-под ее плаща мелькнули старые поношенные сапоги, обметанные дорожной пылью.
- Что вы хотели, эфенди студентка? - глухо произнес Аш, изучая лицо девушки, на котором двумя колодцами застыли большие светло-голубые глаза. Ее ресницы и брови казались настолько светлыми, что практически терялись на фоне бледной кожи. Большинство северян так выглядело, хотя что-то в этой особе было неправильным.
- Я еще не студентка, - сказала незнакомка. - Я только приехала в Италан, чтобы поступить в академию. Но, к сожалению, понятия не имею, куда и к кому мне нужно обратиться.
Ашарху в первую секунду ничего не показалось странным. Наверное, это было последствием чудовищной усталости, оставшейся после долгого рабочего дня и разговора с ректором. Но где-то на грани его сознания здравый смысл отчаянно подавал сигналы: она неплохо говорила по-залмарски, достаточно быстро и четко, вот только еле слышный акцент выдавал в ней чужачку - девушка заменяла шипящие звуки на более протяжные, в какой-то степени схожие со звериными.
Так и не дождавшись ответа, незнакомка поправила волосы и настойчиво продолжила:
- Я вижу, у вас есть значок преподавателя. Может быть, вы бы могли ответить на некоторые мои вопросы? Как я могу к вам обращаться?
- Профессор Сои Ашарх, - растягивая слова, высокомерно проговорил мужчина, не сводя пристальный взгляд с подозрительной белокожей девушки.
В этой стране чужаков боялись и не любили, ведь Залмар благоволил лишь людям, своим единственным детям. Все остальные язычники из иных стран никогда бы не заслужили ни человеческого доверия, ни милости бога. Особенно сильно межрасовую вражду обостряла война: если гарпий в городах еще кое-как терпели из-за заключенного союза, то гоблинов все чаще и чаще выгоняли с людских земель, поскольку эти лицемеры не стеснялись открыто торговать как с империей, так и с ее извечным противником - Залмар-Афи, наживаясь на многолетнем противостоянии двух могущественных держав. Представители других рас и вовсе не рисковали два последних столетия появляться на территории человеческого государства, прекрасно зная, как люди относятся к язычникам и иноземцам.
Однако основной причиной для ненависти к чужакам оставалась все же именно тайная война, ведущаяся уже достаточно долго для того, чтобы в ней поднаторели и люди, и ифриты. Разведчики, шпионы и засланные агенты проникали в города и крепости Залмар-Афи ежечасно, ежеминутно. Они просачивались сквозь щели и дыры, будто крысы, вливались в людские толпы, притворяясь обывателями, но сами внимательно изучали залмарцев и разносили гнусные слухи, управляя настроением народа так же легко, как нитями марионеток. Никогда нельзя было доверять случайным незнакомцам, которые вполне могли оказаться имперскими подданными.