Все тело Берри, казалось, иссохло и сжалось. Как будто Нэши, так страстно желали обрядить ее в платья своей мертвой дочери, что заставили ее заплесневеть и усохнуть.
Мэтью чувствовал, как на глазах начинают наворачиваться слезы.
Все это было… неправильно. До ужаса неправильно.
Внутри Мэтью полыхала бешеная ярость, ему хотелось хорошенько врезать Нэшу, либо просто выйти за дверь и сбежать, чтобы больше не видеть этого кошмара, но он не сделал ни того, ни другого. Он просто сидел и смотрел, а тем временем Файрбоу достал небольшую кожаную сумку, которой разжился в больнице на Лайонфиш-Стрит, недалеко от дома, отведенного Мэтью.
Доктор расстегнул сумку и извлек из нее маленький коричневый пузырек с пипеткой. Как только он открыл его, Лжемэри-Линн-Нэш вдруг улыбнулась ему — видимо, в ее искаженном разуме пронеслась какая-то странная мысль — и соединила пальцы, принявшись перебирать ими, будто это была веселая детская игра. Файрбоу опустил пипетку в пузырек и набрал из него какую-то прозрачную жидкость, после чего обратился к девушке, больше напоминавшей потерянного ребенка:
— Открой рот, пожалуйста.
В ответ она только улыбнулась и продолжила играть пальцами. Ужасные мертвые глаза на кукольном раскрашенном лице непонимающе уставились на доктора.
— Рот, пожалуйста. Открой, — повторил Файрбоу, постучав ей по подбородку. Она протянула руку к его подбородку и сделала то же самое, как будто это было занимательнейшей в мире игрой.
— Мэри Линн? — Голос Нэша звучал траурно, словно из могилы. — Открой рот, как тебе дядя сказал.
Она моргнула, открыла рот… и закрыла его. Открыла снова, и с ее губ свесились прозрачные ниточки слюны.
В этот момент Мэтью невольно опустил голову.
— Высунь язык, — сказал Файрбоу. Команда не была исполнена, и доктор обратился к мэру: — Скажите ей, пожалуйста.
Нэш послушался. Язык несколько раз высунулся и втянулся обратно. Но за это время Файрбоу смог капнуть на него несколько капель жидкости. Затем он откинулся на спинку стула и стал отслеживать реакции по нахмурившемуся напудренному лицу девушки.
Она недовольно скривила губы:
— Гаааааааадость, — протянула она. Только кто-то, кому воткнули в мозг раскаленный прут, мог произнести это столь же пугающе мерзко.
— Это лекарство? — спросил Мэтью.
— Пока нет, — покачал головой Файрбоу. — Тест. Чтобы понять, какое лечение ей необходимо. В книге несколько противоречивых формул. Я должен выбрать верную, прежде чем мы начнем.
Накануне вечером в таверне, когда Мэтью подали ужин, состоявший из овощного рагу, жареной кукурузы, репы и бисквита, Хадсон сел напротив него с кружкой крепкого эля и сказал:
— Интересная татуировка у тебя на руке. Похоже, я многое пропустил.
— Эта татуировка спасла мне жизнь. Я расскажу тебе все, как только это перестанет сниться мне в кошмарах. — Он сделал паузу, жадно накинувшись на еду. — Я, кстати, встретил кое-кого, кто тебя знает. Его зовут Гидеон Лэнсер.
— Гидди? Ты его видел? Ну, ничего себе! Как я слышал, он стал шерифом в каком-то захолустье…
— Уистлер-Грин.
— Ах! Да, точно. — Губы Хадсона растянулись в ностальгической улыбке, и он чуть отклонился на спинку стула, позволяя себе придаться воспоминаниям. — Мы с Гидди когда-то были напарниками. Примерно в одно время вступили в агентство «Герральд». Знаешь, он был единственным человеком, способным уложить меня с одного удара. Кроме того, — Хадсон нахмурился, — он увел у меня единственную женщину, которую я по-настоящему любил. Ребекку Хуктон. Ах, какая это была женщина! Чертов старый проныра Гидди! — Он покачал головой и снова улыбнулся. — Надо будет отыскать его, повидаться.