Он ухватился за край скатерти, тяжело рухнул на пол, увлекая за собой все, что было на столе, и в звоне бьющегося стекла растворился его мир.
9.
31 мая 1993 года
11.05 московского времени.
Корин застонал. Все тело болело так, словно накануне им долго колотили о каменные стены. Боль стучала в висках чугунными молотами по стальным наковальням. Он попытался открыть глаза и не смог. Протянул руку - пальцы уперлись в холодную шероховатую поверхность. Красная пелена затягивала сюрреалистические образы чудовищных, безумных снов, где он был огромным, раскрывающимся во Вселенную черным апельсином, бесконечным повторением своей же собственной боли. Что это такое? ЛСД?
Ему все же удалось поднять веки. Что-то белое качалось, расплывалось, дрожало перед глазами. Потом призрачный абрис медленно сфокусировался в металлическую раковину. Корин осторожно пошевелил руками и ногами. Каждое движение вызывало невыносимую боль, но переломов, кажется, не было. А почему он подумал о переломах?
Ему смутно припомнилась тускло освещенная просторная камера, какие-то получеловеческие, полузвериные рожи перед глазами, мелькание кулаков и ног. Его били? Его бросили в камеру к уголовникам? Он не помнил, не мог вспомнить больше ничего. Тяжким усилием он приподнял свинцовое тело, сел на топчане, дотянулся до крана и открыл воду. Сунул голову в раковину. Холодная вода потекла за воротник рубашки. Он встряхнулся, как спаниель после купания, и чуть не заорал от боли. Теперь он видел окружающее более или менее ясно. Он находился в небольшой - два на три метра - камере без окон с бетонными стенами. Здесь не было ничего, кроме топчана, раковины, табурета и голой лампочки высоко на стене. Он был один, глазок для надзирателя в серой стальной двери закрывала металлическая шторка.
Память возвращалась кадрами, фрагментами, будто прокручивался сумасшедший фильм, смонтированный вконец спятившим авангардистом. Итак, вчера он выпил рюмку виски, отравленного каким-то психотропным препаратом в лошадиной дозе, и потерял сознание... Надолго? Во всяком случае, когда он открыл глаза (это вовсе не означает "пришел в себя"), за окном было уже темно. В комнате царил ужасающий разгром, как после пьяной драки. Марина лежала ничком на диване, свет чудом уцелевшей настольной лампы падал на ее разодранное в клочья желтое платьице, сплошь залитое кровью. В горле мертвой девушки зияла черная рваная рана. Орудие убийства (горлышко от разбитой бутылки из-под "Джека Даниельса") Корин сжимал в руке. Он отбросил обломок, подполз к девушке, он гладил ее волосы, ее прекрасное мертвое тело. Кажется, он рыдал. Прости меня, прости. Я мог, я должен был догадаться. Чем же они зацепили тебя, бедный, наивный ребенок? Забили тебе голову сектантскими бреднями или попросту пообещали новые джинсы? Какая теперь разница. Тебя уже нет, а я жив... Жив. На их беду.
Монтажный скачок в фильме памяти. Черный провал, потом резкие, настойчивые звонки в дверь, удары кулаками и ногами. Комната полна каких-то людей, некоторые из них в милицейской форме, Корина волокут по лестнице, запихивают в автомобиль, куда-то везут. Снова незнакомые лица, коридоры, кабинеты, нестерпимый, бьющий в лицо свет. Одни и те же вопросы снова и снова. Признает ли он себя виновным в попытке изнасилования и убийстве? Нет, не признает. И опять коридоры, камеры, гнусные ухмылки и зловонные рты полулюдей-полузверей, боль, боль... Черный провал. Конец фильма.
Холодная вода принесла облегчение. Пошатываясь, Корин прошелся было по камере - два шага туда, два обратно - но тут же упал на топчан.
Загремел дверной засов, и в камеру вошли двое в гражданских костюмах. Того, что был постарше, Корин видел впервые и ничего не мог сказать о нем, кроме того, что от него за милю несло военным. Второго человека Корин узнал бы из тысяч и тысяч, в любой толпе, в любом состоянии.
Майор Тихомиров по-хозяйски уселся на табурет и закурил. Его спутник, подполковник Хаустов, остался стоять у двери. До самого конца он так и не произнес ни слова.
- Плохо ваше дело, Корин, - сказал майор, смачно затянувшись "честерфильдом". - Очень плохо.
- Дайте что-нибудь от головной боли, - попросил Корин. Майор словно ждал этой просьбы. Он тут же достал из кармана упаковку таблеток.
- Примите сразу три штуки. Так вот, как вы, конечно, понимаете, речь идет о более чем серьезном приговоре. И что важно - наши друзья позаботятся о том, чтобы у вас не было хорошего адвоката.
Корин проглотил таблетки. Боль отступала, медленно пульсируя в висках.
- Учтите также и то, - лекторским тоном продолжал Тихомиров, - что отбывать наказание вам придется не в специальной зоне для бывших работников КГБ, а среди неких джентльменов, подобных тем, с которыми вы имели счастье близко подружиться сегодня ночью. Они очень любят новые знакомства с людьми с вашей статьей... Это вам ясно?
- А если я соглашусь?
- Условия остаются прежними. Пятьдесят тысяч долларов.
Корин невесело усмехнулся .
- А как я выберусь отсюда? Устроите мне побег в духе Монте-Кристо?
- Зачем? Вы же никого не убивали, мы это знаем и можем это доказать. У нас есть заслуживающие абсолютного доверия свидетели, которые подтвердят, что в момент убийства вы находились в совершенно другом месте. Вас также видели, когда вы возвращались в свою квартиру прямо перед приездом милиции - кстати, милицию вызвали ваши соседи, из-за шума. Отпечатки ваших пальцев на орудии убийства обьяснить проще простого - вы брали его в руки, чтобы осмотреть. Машинально. Сильное потрясение - потому вы себя и вели так странно. Кровь попала на вашу одежду, когда вы попытались помочь девушке, еще не зная, что она умерла.
- Прелестно, - сказал Корин. - А кто же совершил убийство?
- Вчера днем в пивбаре, будучи в нетрезвом состоянии, вы передали ключи от вашей квартиры малознакомому человеку, некоему Василию, лет тридцати, высокому, темноволосому - больше о его внешности вы ничего не помните. Вы познакомились там же, в баре. У нас есть свидетели, которые подтвердят факт вашего разговора с Василием и передачу ключей.
- Все-то у вас есть, - вздохнул Корин.
- А вы как думали? Договорившись с Василием, что он будет ждать у вас дома, вы отправились за самогоном к знакомым - это другие наши свидетели у них задержались и выпили. Вернувшись домой, вы обнаружили открытую дверь и все остальное. Впрочем, детали вы обговорите с адвокатом. Он посетит вас вскоре после нашего ухода. Это абсолютно надежный человек и прекрасный юрист. Положитесь на него полностью, - майор обернулся к Хаустову. Идемте, Алексей Ильич.
- Еще один вопрос, - сказал Корин, когда Тихомиров уже закрывал металлическую дверь.
- Да?
- Почему вы курите? Господь вроде не одобряет?
10.
4 июня 1993 года
34 километра к юго-востоку от Москвы
19 часов 40 минут московского времени
Корин вошел в гостиную отдохнувший, свежевыбритый, в сверкающей белой рубашке с закатанными рукавами и светлых брюках. За небольшим круглым столом его уже ждали Тихомиров и Хаустов, больше на даче никого не было, если не считать охранников за оградой.
Его привезли сюда прямо из прокуратуры. В обычных условиях проверка алиби Корина могла занять много времени, но свидетельские показания были настолько неопровержимыми, а адвокат - так логичен и убедителен, что прокурору оставалось только развести руками. На даче Корина ждала горячая ванна, ласкающая бритва "Уилкинсон", свежее белье и новая одежда. Его кормили так, как он не ел со времен бытности Джорданом Пауэллом, давали какие-то восстанавливающие, стимулирующие препараты. Когда четвертого июня, в 19 часов 40 минут Корин появился в гостиной, он чувствовал себя превосходно по всем параметрам. Его тело и мозг вновь составляли идеально функционирующую, почти совершенную машину. Ну, может быть, не совсем так, как это было в Америке... Отсутствие тренировок, тяжелые нервные потрясения, пьянство - все это не могло не оставить неизгладимого отпечатка. Тем не менее сейчас Корин ощущал себя наилучшим образом из возможных.