Он был предан не столько Людовику XIII лично, сколько богоданному правителю Франции в принципе. Ришелье прилагал все силы к тому, чтобы возвеличить короля, который был удачливым военачальником, но по натуре своей был склонен к авторитаризму, вздорности, негибкости, крайней обидчивости, мелочности, лишен интеллектуальных способностей и очень мало подходил для управления государством в мирное время. Решающее значение, особенно после 1630 г., приобрело отсутствие у короля сына, который мог бы унаследовать трон, а также его взаимоотношения с матерью, женой, братом и дворянством во главе с принцами крови, потомками двоюродных братьев его отца.
Для того чтобы построить сильную и единую Францию, Ришелье необходима была его знаменитая сеть личных осведомителей. Она охватывала всю Европу, хотя не столько многочисленность или организованность этих осведомителей, сколько искусное использование Ришелье полученной от них информации привело последующие поколения к выводу об их стратегически удачном расположении. На самом деле много важной информации попадало к Ришелье в результате удачного стечения обстоятельств. Он, несомненно, был хитер и безжалостен в использовании собранных им детальных сведений, а также последователен в заметании собственных следов. Он гордился своим умением вкладывать в написанный документ как можно меньше щепетильных с дипломатической точки зрения утверждений.
Он действительно достиг высшего мастерства в искусстве лицемерия и не делал секрета из того, какое значение придавал молчанию, которое слишком часто вынуждало потомков теряться в догадках. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что достижение стратегических целей часто требует сокрытия своих устремлений, и достаточно предусмотрителен, чтобы защитить себя мощным оружием — непроницаемой завесой секретности. Чем дальше, тем больше он стремился собрать и уничтожить свидетельства своих действий и намерений. Он сжег достаточно документов, чтобы мы могли понять, что никогда не узнаем, на какой риск шел Ришелье ради интересов Франции и ее короля. Опасность, безусловно, была велика, и ее оценка заставляет нас по-новому взглянуть на Людовика XIII и Францию под управлением Ришелье.
Политическая власть и личное могущество, которых он требовал и которые он получил, были неразделимы. Ему нужен был политический успех, для того чтобы укрепить личное положение, но он нуждался в личной власти для достижения единства страны с помощью той стратегии, которую, по его мнению, мог провести в жизнь только он сам. Одним из результатов такого переплетения долга и честолюбия была согласованность, если не полное совпадение, его политических и религиозных убеждений. Его ревностное служение Богу не препятствовало направленным на усиление Франции политическим союзам с еретиками, поскольку божественную власть, которой папа был наделен только как глава церкви, в мирских делах полностью олицетворял король. Мы видим Ришелье собирающим силы против армий папы — и в то же время смиренно испрашивающим у папы освобождения от отнимающей много времени церковной обязанности ежедневно читать бревиарий. Его взгляды на разделение духовной и светской власти были крайне радикальными для того времени.
Привычки и вкусы Ришелье были аскетическими. Комнаты дворца Пале-Кардиналь, открытые взорам публики, поражали богатством и великолепием, но обстановка личных апартаментов Ришелье была крайне простой.[11] Он мог щедро угощать гостей, но сам питался скромно. Он стремился к богатству, недоступному для его семьи в былые годы, и получил его, но, в соответствии с усвоенной им аристократической системой ценностей, Ришелье привлекала не роскошь сама по себе, а власть и ее проявления. Централизация финансового, военного и административного контроля были важными составляющими воплощения в жизнь его представлений о могущественной Франции, верной своему богоданному монарху. Он мог быть жестоким и время от времени становился объектом зависти и даже ненависти, но в глубине души оставался идеалистом. Со времени принятия наследственного сана епископа Люсонского в 1607 г. и до самой смерти Ришелье хранил непоколебимую верность своей мечте о Франции, хотя, как очень многие умные и деятельные идеалисты, он порой действовал так, что его методы внушали страх.
11
См.: Honor Levi. Richelieu collectionneur // Richelieu et la culture. Ed. Roland Mousnier. Paris, 1987. P. 175–184.