Епископ Люсонский не без умысла нарисовал мрачную картину положения католической церкви, которая «одновременно лишена почестей, ограблена, пренебрежена, осквернена и настолько унижена, что у нее просто не хватает сил жаловаться». В его речи отчетливо прозвучала мысль о том, что церковь должна более широко привлекаться к участию в государственном управлении.
Коллеги епископа Люсонского с одобрением слушали его слова. Но мало кому тогда могло прийти в голову, что честолюбивый молодой человек имеет в виду не столько представляемое им сословие, сколько себя лично.
А тем временем, ссылаясь на заповеди Иисуса Христа, епископ Люсонский призвал короля и его мать к мудрому правлению, которое только и может дать надежду на изменение к лучшему.
– Зло будет наказано, – говорил он, – добро не останется без вознаграждения. Литература и искусства станут процветать, финансы – истинный нерв государства – будут использоваться экономно, расходы сократятся. Религия вновь познает расцвет. Вернув себе авторитет, имущество и почести, церковь вновь обретет свой блеск. Всякая дьявольщина, секретность, грязь и пороки будут изгнаны из нее, одна лишь добродетель пребудет в ней. Дворянство вновь обретет права и почести, адекватные его заслугам.
В выступлении епископа Люсонского нашлось место и для обещаний лучшего будущего простому люду:
– Народ будет освобожден от угнетения, которое он испытывает по вине недобросовестных чиновников, предохранен от оскорблений, которые ему наносят сильные мира сего.
А затем, закончив радужную картину светлого будущего, епископ Люсонский обратился к Людовику XIII с тщательно продуманным панегириком:
– Между нескончаемыми милостями, которыми небо осыпало Ваше Величество, одна из самых больших – мать, которой оно вас одарило. Из всех ваших дел самое достойное и полезное для восстановления вашего государства – передача ей руководства им.
И, конечно же, епископ не преминул воздать хвалу лично Марии Медичи, которая, несмотря ни на что, «сумела счастливо привести корабль государства среди множества бурь и рифов в гавань мира», за что вся Франция признательна ей и готова оказать «все почести, которые когда-либо оказывались хранителям мира и общественного спокойствия».
Со всей проникновенностью, на какую он был только способен, епископ Люсонский завершил свое обращение к Марии Медичи такими словами:
– Вы много свершили, государыня, но не стоит останавливаться на достигнутом. Не продвигаться и не побеждать на пути чести и славы означает отступать и терпеть поражение. Мы надеемся, что после стольких замечательных успехов вы соблаговолите смело содействовать тому, чтобы Франция пожинала плоды, которых вы ждете от этой ассамблеи. Примите же бесконечную благодарность и множество благословений по адресу короля за то, что он поручил именно вам вести его дела, а также по вашему адресу – за то, что вы так достойно с этим справились. И мы нижайше и горячо просим Его Величество о продолжении вами этого руководства. Ваши заслуги добавляют венки славы к короне, украшающей вашу главу, а высшей наградой вам будет то, что король добавит к вашему славному званию матери короля не менее прекрасное звание матери его королевства.
А последние слова епископа Люсонского уже вновь были обращены к юному королю. Он выразил желание французского духовенства, чтобы Людовик XIII царствовал «мудро, долго и со славой, будучи законом для своего государства, утешением для своих подданных и устрашением для его врагов».
Конечно же, епископ высказывался не от себя лично, а от имени своего сословия, но для него самое важное заключалось в том, что выступить доверили ему, а не кому-то другому. И теперь именно на него были обращены взоры «лучших людей» Франции, а главное – самой Марии Медичи, правившей страной.
Принято считать, что Ришелье начал свою карьеру в тени королевы-матери. Он якобы видел, что характер короля слабоват, в то время как Мария Медичи – сильна. Многие известные политические деятели (тот же Наполеон Бонапарт, например) начинали подобным образом, и лишь потом, с течением времени, поворачивали ситуацию в свою пользу. Но Ришелье, на наш взгляд, является исключением из этого правила. Он, похоже, видел сразу все, что можно было получить, и мгновенно ориентировался, уходя от препятствий, будь то моральных или физических. Да, он видел, что в то время король был еще очень молод, и лучше было действовать совместно с его матерью, но он сразу же предвидел, что Людовик скоро вступит в период зрелости, и тогда все станет совершенно по-другому.