Мадам Онищенко, не сразу поняв, что ей сказала регистратор, медленно подняла глаза на Билли. Увидев растерянность на его лице и обретя твёрдую уверенность, что таких родственников у них с мужем нет, мадам встала и вдруг резко, при этом, продолжая всхлипывать, подскочила к Билли и вцепилась ему в волосы. И то, как легко она это сделала, наводило на мысль, что для неё это привычное дело. Билли пытался освободиться, чтобы быстрее сбежать от этой сумасшедшей, но у него не получалось. Мадам держала его мёртвой хваткой, при этом повизгивая и что-то крича. В холл госпиталя вбежали двое мужчин лет пятидесяти. Билли с надеждой посмотрел в их сторону. Но неожиданно один из них, сказав что-то по-русски, легко отстранил мадам и стал сам напирать грудью на Билли, говоря и по-французски и по-русски одновременно:
- Сергей, не этот ли месье вчера на террасе тёрся около молодых девчонок, а сегодня нашу бабу за грудь тискает?!
Далее шёл непереводимый русский.
- Что вы! Мадам меня с кем-то перепутала, - оправдывался Билли.
- Точно он! Сексуально домогается и хамит культурным людям! Давай сдадим его полиции!
Опять последовал почему-то непереводимый русский. Мужчины схватили под руки упирающегося Билли и вытащили на улицу. Медицинский персонал госпиталя, собравшийся на крики мадам Онищенко и ничего не успевший понять, стал расходиться, недоумённо косясь на женщину, которая заворожено и медленно говорила охрипшим от недавнего крика голосом: "Мужики хорошие попались... Такая взаимовыручка! Всё-таки белорусы и русские - народы-братья!"
Оказавшись на улице зажатым, как тисками, с обеих сторон крепкими мужчинами, Билли не мог понять, что от него нужно. Он уже хотел привлечь к себе внимание прохожих, но получил резкий удар в живот и как-то сразу обмяк и смирился со своим положением. Когда Билли запихивали в машину, с ног соскользнули сандалии. Посмотрев на его голые ступни, один из мужчин сказал:
- Они всё равно тебе больше не понадобятся.
Билли почему-то вспомнил родителей в далёком Детройте, где чтят законы и права человека: "Эта долбанная Европа! А ещё врут, что Монако - самое безопасное место в мире!"
Автомобиль вплотную подъехал к небольшому катеру. Когда Билли опять хотел что-то крикнуть, взывая о помощи, то получил тот же резкий удар, только чуть сильнее, и ему заклеили рот. Билли показалось, что мотор катера как-то дико взревел и бешено понёс их в открытое море. Он сидел на корме, а перед ним лежал большой камень, обвязанный толстой верёвкой, на конце которой была петля. Смутные сомнения превратились в чёткую картинку, и ему показалось, что он уже умер: "О, боже! И всего-то узнал о пациенте!"
- Что побледнел-то, сявка иностранная? - мешая французский с русским, спросил тот, кого звали Сергей. - Друга вы нашего крепко обидели, а мы своих не бросаем.
- Сергей, а ты хохотальник-то ему освободи. Слышь, ты, тормоз, захлёбываться будешь - рот и пригодится, - показав глазами на камень, грубо сказал другой.
- Отпустите! Я уеду и сохраню всё в тайне. С другом вашим не я ...
- Тайна нужна юной невесте в первую брачную ночь, если с девственностью незадача. А ты у нас и так молчать будешь, - сказал Сергей, похлопав по камню. - Раздевайся!
Поняв, что конец близок, Билли стал медленно снимать с себя одежду. "Вдруг передумают", - промелькнула мысль.
- Стриптиз какой-то! - сквозь зубы проговорил второй бандит.
- Ладно, некогда! - быстро сказал Сергей, поддав Билли сзади.
Очутившись в море и поняв, что его отпускают, Билли нервно стал грести к берегу.
- Эй, унесённый ветром! Передай Хиндли, чтоб в своём болоте сидел! А ты уезжай из Монако, везунчик! Климат здесь для тебя убийственный!
Катер, сделав круг, устремился к берегу, до которого было километра три.
- Как думаешь, доплывёт? Вроде амбал, а нежный какой-то, - спросил Сергей.
- Труп выловят - узнаешь. Доплывёт. Смотри, ветками шлёпает, старается. В Средиземке столько соли, что захочет - не утонет, - ответил Антон, и оба рассмеялись.- Часа через три этот бубен выберется. Пока наготу прикроет "секонд хендом"... Кстати, одежонку-то его за борт отправь, не прачечная здесь. Потом Хиндли на судьбу пожалуется. Время у нас есть.
- Ну, что, сейчас в больничку? Курьеру особый режим оплачивать? Да, и жене его премию выдать необходимо. Нам и пасти его не нужно, она сама всё сделает. Теперь туда никто не сунется.
Предусмотрительно пришвартовав катер в другом месте, Антон и Сергей покинули набережную.
"Что-то было в нем не русского, или черный цвет кожи, или чужая речь"
Тем временем первый день турнира подходил к концу, заканчивался последний раут. Только треть участников продолжала борьбу, из них десятка три, имеющие незначительные стэки, - весьма номинально. Им, чтобы улучшить своё положение, необходимо было постоянно рисковать, уходить ва-банк. Соперничество же с неизмеримо большим стэком изматывает, эмоции в напряжении поглощают разум, и игрок, в конце концов, допускает ошибку. С сокращением числа участников пришлось несколько раз менять столы. Где-то в середине третьего раута к нам за стол посадили Люсьена Тирона. Вытряхнув из контейнера фишки значительного стэка, он не спеша сложил отдельно семь штук в столбик и увенчал монетой, после чего вступил в игру. Натянув на лицо маску постоянно "недовольного" картами, он тем самым вводил в заблуждение. Соперники рисковали и попадали в ловушку. Играл он жестко и напористо с тем, кто имел небольшой стэк, ко мне же он относился с осторожностью и уступал. Игровое время заканчивалось, за столами активность резко пошла на спад, никто не хотел покидать турнир за несколько минут до отдыха. Можно было подвести некоторые итоги. Грокмен чуть сдал свою позицию и занимал девятое место, а вот на четвертой строчке появилась фамилия Тронтон - Великобритания. "Один из синдиката уже в лидерах", - подумал я и к своему удовлетворению увидел под своей двенадцатой строчкой "Уфф - Эстония". Отто был рядом, мне почему-то хотелось ему верить, и я невольно вспомнил ночной разговор. Аркадий Борисыч занимал семьдесят третью строку, был в серединке. Удачный ва-банк с равным стэком - и он мог существенно улучшить своё положение, но это уже завтра. Прозвучал гонг.
"Чёрная роза - эмблема печали"
Ева ещё днём по телефону договорилась с Юлькой и Димкой Кратовым, что они приедут в Ниццу ближе к ночи, чтобы посидеть вместе в каком-нибудь клубе.
Девушка спешно натягивала светлые лёгкие джинсы, как в дверь номера вдруг постучали. Быстро одев открытый ярко-зелёный топ, а на него невесомую прозрачную кофточку, которая смягчала цвет топа, Ева без опаски распахнула дверь и на пороге увидела футляр от саксофона, забытый у тех людей в Ницце. Она от неожиданности вздрогнула и хотела уже захлопнуть дверь, но подумала: "Может, всё-таки его просто вернули?" Девушка подняла футляр и, затворив дверь, открыла его, чтобы поместить туда саксофон. Но на дне футляра лежала чёрная роза с отпечатанной запиской: "Ты помнишь, что обещала? Сегодня я найду тебя в Ницце. Время пришло. Будь умницей. Анна". Ева опустилась на краешек стула, бесовский огонек сверкнул в ее глазах. Раздался телефонный звонок.
- Ева, поторопись! - услышала она голос Михаэля.
- Я выйду через пять минут.
Надев белые сабо на небольшой платформе с каблучком, и взяв футляр с саксофоном, Ева покинула номер.
По дороге к Казино девушка воткнула в обшивку рекламного щита ни в чём не повинную чёрную розу. Она уже стремительно приближалась к месту встречи, а тёплый ветер ещё гонял скомканную записку по тротуарной плитке возле отеля, пока чья-то рука не подняла листок.
Ева подлетела к машине, когда все мужчины были в сборе и ждали только её. Даниэль, как и обещал, был за рулём новенькой белой Ламборджини с открытым верхом. Это глянцевое чудо собрало много зевак, владельцев других престижных и дорогих авто. "Ламбо" скорее была похожа на истребитель, а суперсовременный дизайн приглашал в салон именно Еву и Михаэля в их демократичных светлых джинсах. Усадив девушку на переднее сидение, Михаэль, легко перемахнув через борт, опустился рядом с Аркадием Борисовичем, которому больше подошёл бы Rolls-Royce.