Фантастическая аномалия выступает здесь как предостережение перед лицом реальных общественных аномалий. Для того чтобы оно дошло не только до мозга, но и до сердца читателя или зрителя, автор прибегает к намеренной гиперболизации, доводит тезис, с которым полемизирует, до абсурда. Каждая из его утопий — своего рода художественное доказательство от противного. Писатель вовсе не был врагом технического прогресса или научных попыток продлить человеческую жизнь. Он выступал лишь против абсолютизирования тех или иных научных достижений, против того, чтобы они выдавались за спасительные панацеи от социальных и нравственных недугов. Сама романтика науки была внутренне близка писателю: "Можете акцентировать трезвость науки — этим вы будете лить воду на мельницу рутинеров, разных там Вагнеров из "Фауста", подлинная же наука всегда была скорее фаустовской, чем вагнеровской, такой романтической среди людей куда более трезвых, она всегда была вновь и вновь непрактичным самопожертвованием, полным приключений странствием за золотым руном, великой мечтой, наслаждением открытия, драмой истин и ошибок" ("Есть ли романтика в науке?")[1] И Чапек с большой прозорливостью предугадал возможности научно-технического прогресса.
"Волна утопизма" — так назвал одну из своих статей, вошедших в книгу "Направления и цели" (1927). видный чешский критик А. М. Пиша. Жанр утопии или чаще антиутопии становится в эти годы одним из ведущих в чешской прозе. Увлечение социальной утопией в известной мере было реакцией на преобладание исторической тематики в чешской литературе предшествующего периода. Это "давление прошлого" ощутил даже приехавший в Прагу Ромен Роллан.
Начало "волне утопизма" положили романы "Фабрика Абсолюта" К. Чапека и "Фабричное производство добродетели" (1922) молодого сатирика Иржи Гаусмана (1898–1923).
Следует сказать, что Гаусман в последние годы своей недолгой жизни не раз выступал на страницах коммунистической прессы в защиту молодой Республики Советов от злобных нападок ее незадачливых буржуазных "гробовщиков". В этом романе автор явно полемизировал и с Чапеком. Герой произведения К. Чапека, инженер Марек, изобретает атомные карбюраторы, заменяющие все другие источники энергии и одновременно выделяющие очищенную от всяких примесей духовную субстанцию. Это привело к таким глобальным изменениям, которые наглядно показали: буржуазный "общественный порядок, основанный на совершенно безбожных принципах", не может выдержать вмешательства божественного начала, ибо в капиталистическом мире "сама Абсолютная истина, сам бог" стали бы предметом политического и коммерческого торга. Вместе с тем Чапек пародирует в романе и некоторые "коммунистические эксперименты" в Советской России, как он их тогда понимал.
"Фабричное производство добродетели" И. Гаусмана тоже роман-фельетон, а изобретение профессора Фабрициуса приводит к тем же результатам, что и научно-технический переворот, совершенный инженером Мареком. "Агатерия" — особый вид энергии, делающий людей честными и добродетельными, — становится достоянием двух соперничающих монополий, начинающих между собой войну. Позднее они тайно объединяются в один трест и обогащаются на гонке вооружений. В конце концов в гаусмановской республике Утопии побеждают левые. Буржуазные государства пытаются задушить революционную Утопию блокадой. Однако утопийцы упорно трудятся и лет через 50 или 100 должны перегнать "сверхмилитаризированный" буржуазный мир.
И у Чапека, и у Гаусмана приемы научной фантастики служат средством сатирического заострения социальных тенденций современного общества и острой критики его недостатков. Но у Гаусмана эта критика более последовательна и теснее связана с реальной картиной мира. Его роман заключал в себе революционную перспективу выхода из раздирающих буржуазное общество противоречий.