– Отойди, – простонал Табасх. – Отойди, Карела. Поздно! Теперь все уже будет напрасно. Именем Деркэто заклинаю, не мешай судьбе, Карела! Не гневи богиню!
– Твоя богиня убивает тебя! – вскрикнула Карела.
– Ничего нельзя поделать! – пробормотал стигиец. – Я в ее власти. Назад пути нет, Карела. Оставь меня!
В лице Табасха что-то поменялось. В оцепенении смотрела Карела, как увеличиваются, вылезая из орбит, глаза Табасха, как исчезают в них белки, уступая место растущим зрачкам. И шерсть, сначала слабая, как щетина, все быстрее и быстрее пробивается на лице и смуглых мускулистых руках.
Резкий рывок Эльриса вывел девушку из омертвелого состояния. Офирец крепко притянул ее к себе и оттащил на самый край площадки.
– Табасх! – Карела начала рваться, но Эльрис сжимал ее крепко. – Не сдавайся, Табасх, я тебя умоляю!
Жесткая ладонь Эльриса сильно и достаточно больно закрыла ей рот, не позволяя больше сказать ни слова.
– Ну что ты, Карела, – сухо сказал Эльрис. – Наш друг Ша Мрэль верен заклятью. Не будем ему мешать. Ты ему уже не интересна, Карела. Все, о чем он нынче мечтает – поскорее подставить лохматую шею под саблю Деркэто…
Вместо Табасха на площадке корчился чудовищно безобразный колченогий и пучеглазый урод, которого нельзя было сравнить даже ни с какой из известных на земле четвероногих тварей. Это было поистине адово отродье… Чудовище не собиралось нападать. Из выкаченных круглых и огромных, как яблоки, глаз текли мутные слезы, свесившийся из широченного рта язык истекал пенистой слюной. Воя и стеная, демон рухнул на колени и в отчаянии забарабанил кулаками по земле.
– Не медли, Ша Мрэль, сестра заждалась, – добавил Эльрис.
Чудовище вскрикнуло, словно уже прощаясь с жизнью, и, неловко скорчившись, подползло к нижнему краю крутой тропы. Оно потопталось и полезло вверх, на тот обрыв, откуда спрыгнул Эльрис. Через некоторое время только резкий неприятный запах напоминал о нем.
Офирец отпустил Карелу и тяжело, но удовлетворенно вздохнул, словно завершил серьезное важное дело.
– Какой же ты мерзавец, Эльрис, – медленно произнесла Карела.
Она отлично поняла, каким образом второе имя Табасха обрело силу. И она даже удивилась, как мгновенно и пышно расцвела в ее душе жгучая ненависть к высокородному красавцу-воину.
– Ты мерзкий предатель, – проговорила она.
– Предают друзей или союзников. Это отродье не было для меня ни первым, ни вторым, – резонно заявил Эльрис.
Эльрис смотрел на Карелу уверенно, как человек, ни на мгновение не сомневающийся в своей правоте.
– Он был другом мне! – выкрикнула Карела. – Он был другом мне, и ты это прекрасно знал! А это значит, что ты предал меня!
– Прямо так! – фыркнул Эльрис. – Все, что я сделал, и Митра тому свидетель, я сделал ради тебя, глупая девчонка!
– Ты чванливый петух! – прошипела девушка, прижимая к груди крепко сжатые кулаки и прищуриваясь. – Ненавижу тебя! Чтобы лопнули твои лживые, подлые глаза! Чтобы боги навсегда лишили тебя твоей мужской силы и всех своих милостей! Чтобы меч твой обломился в первом же бою…
Сотни, тысячи проклятий, многие из которых были далеко не так безобидны, как первые, теснились на языке Карелы, и все же, на ее взгляд, осуществление этих проклятий было бы слишком мягким наказанием Эльрису.
– Ну-ну, советую меня больше не злить! – рассердился офирец, не желая слушать дальше ее милые пожелания. – Сколько можно было издеваться надо мной? Из чаши моего терпения давно хлещет через край!
В ярости бросилась к нему Карела:
– Ты не мужчина, ты трусливая баба! – Она принялась колотить его кулаками по лицу, по плечам, по рукам, которые пытались поймать ее. – Сволочь, мерзкий, трусливый предатель! Тряпка, подлый шакал!
Он поймал, наконец, ее быстро мелькающие руки и с силой оттолкнул ее от себя. Упав на землю, Карела выхватила кинжал и снова бросилась на мужчину. Теперь у нее не осталось ни малейшего сомнения в том, что жизнью этого человека дорожить больше не стоило.
Эльрис привык уже ко многим вещам, на которые была способна Карела, и поэтому он не особо удивился вспышке ее гнева, но на губах его заиграло открытое и немного насмешливое презрение. Он медленно потянул меч из ножен, кивая и прищелкивая языком, словно приглашая девушку позабавиться, а он, мол, так уж и быть, подыграет…
Увидев, что мужчина обнажил против нее меч, на клинок которого можно было при желании насадить, как Цыплят на вертел, по крайней мере трех стройных девушек, Карела сглотнула злые слезы и прошептала:
– Разрази тебя Деркэто, мерзавец! А потом ринулась на обидчика.
Не думал Эльрис, что по прошествии стольких лет ему придется вспоминать кое-какие тонкости, касающиеся владения оружием. Кое о чем, например, о тренировочных боях, он уже успел позабыть. Пришлось вспомнить истины, которые он усваивал еще мальчишкой. А именно: гораздо проще и защищаться, и атаковать, и наносить удары, когда перед тобой злейший враг. Уже много лет подряд в иные ситуации Эльрис и не попадал. Если он с кем-то сражался, ему ничем не возбранялось разить насмерть. И невыносимо трудно оказалось делать все это так, чтобы не задеть своего противника даже кончиком клинка.
Эльрис был взвинчен. Упрямство и оскорбления девушки взбесили его совершенно. Но четко подставляя свой меч под ожесточенные выпады девичьего кинжала, Эльрис холодел от одной мысли, что ненароком заденет и ранит красавицу.
Она же, казалось, совершенно об этом не заботилась. Она вертелась, мелькая перед глазами офирца, то приседала, то отступала, то снова бросалась вперед, пытаясь подобраться к Эльрису вплотную. Выпады, удары, прыжки, наклоны следовали один за другим. То, что Эльрис сопротивлялся ей шутя, разжигало ее еще сильнее.